Владимир Рудим - Золото Севера

Поток уже не перейдешь вброд. Пришлось туда и обратно добираться вплавь. Стуча зубами, Жора поставил на землю бутылку со светлой густоватой жидкостью.

— Спас!

А теперь поближе к костру, да скорее — кружку горячего-прегорячего чаю!

По пути Степан Донатыч и Жора несколько раз останавливались, искали обнажения пород, брали образцы. В среднем течении Карбасчана они встретили ущелье, которое, к счастью, простиралось вдоль маршрута. Если бы поперек, пришлось бы обходить, было бы потеряно еще два-три дня. Над ущельем проглянуло на часок солнце. Степан Донатыч успел рассмотреть смещения пород, взял интересные образцы.

Вьючный ящик заметно потяжелел. Сухов все чаще осматривал лошадь, все чаще вел ее в поводу.

— Милая скотина, мученица Циля, — поглаживал он лошадиную морду, — ты, наверное, проклинаешь нас за этот маршрут. Потерпи. На то воля ламутского бога и нашей начальницы Ираиды Кочевой.

…Снова сутки, затопленные дождем. К вечеру дождь прекратился. Надолго ли? А до устья Карбасчана оставалось еще километров тридцать пять. Наступила ночь. Но до сна ли теперь!

Быстро поужинали «жженкой» и — в путь. Выбрались на твердую почву и вскоре увидели следы — круглые, большие, глубоко вдавленные. Лось! Тропа сохатых.

По ней и пошли, хотя знали — на этой же тропе можно столкнуться и с медведем. Время перевалило за двенадцать. Над тайгой лежала серая, северная летняя ночь, похожая на мутный рассвет. Хорошо была видна тропа и следы сохатых.

С каждым метром убывали силы. Казалось, что уже прошли полсотни километров, а устье Карбасчана все еще не показывалось. Наконец Жора Рыло безмолвно опустился на землю.

Сухов все же взобрался на невысокую сопку, чтобы осмотреться. Какая неожиданность: за сопкой виднелась полуразвалившаяся охотничья избушка. Кое-как добрались до нее — и повалились на пол. Отсюда до устья Карбасчана было уже совсем близко.

Отдохнув, снова навьючили лошадей и вскоре увидели следы — следы человека.

— Наши ходили? — спросил Жора.

— А чьи же? Тут на полтыщи километров, кроме нашей партии да ламутов, никого.

— Нога маленькая, — заметил Жора.

— Наверное, Кочевой, ведь у нее сапоги тридцать восьмой размер! — обрадовался Сухов. — Теперь партия совсем рядом!

Друзья ускорили шаг, продирались сквозь кусты ольхи, перепрыгивали через коряги. Вот наконец место, где Карбасчан вливается в Омолон. Вот пригорок, но почему он пуст, безлюден? Следы палаток, пепел в яме, где зажигался костер, пустые консервные банки.

— Ушли! Опоздали мы, брат…

Степан и Жора тяжело опустились на землю.

И вдруг оба встрепенулись — на омолонском островке увидели палатку. На веревке висят брюки. Вытащенная на берег лодка привязана к дереву.

Вскочили на ноги, крикнули. Никто не показывается. Еще раз — что было сил. Никаких перемен.

— Куда же они могли деваться? — недоумевает Жора.

— Наверное, в маршруте, — говорит Степан Донатыч. Он смотрит на часы. — Постой, ведь только четыре часа утра! Вряд ли ушли так рано.

— Э-ге-ге-ге-гей! — снова кричат оба.

Степан Донатыч дважды стреляет. Из палатки выскочила собака и залилась лаем. Полог зашевелился, показались чьи-то сапоги, кто-то выползал ногами вперед. Поднялась коренастая фигура — ну прямо-таки увалень медведь. Сомнений нет: Владик. Он не узнал своих. И не удивительно — Степан и Жора выглядели странно: грязные, заросшие, оборванные.

— Кто вы? — Владик сложил ладони рупором.

— Карбасчанские следопыты!

Услышав знакомый голос Степана, Владик радостно воскликнул:

— Ура! Да здравствуют таежные встречи!

Он тут же нырнул обратно в палатку, вытащил ружье и выпалил в воздух. Салют был дан последним патроном. Владик давно уже израсходовал весь свой запас.

Заведен мотор. Лодка описывает полукруг и мчится к берегу. Стоп! Коллектор выскакивает и бросается обнимать товарищей.

Перемазанное машинным маслом лицо Владика светилось счастливой улыбкой.

Но Сухов грустно вздохнул:

— Ну, вот и добрались. А суслик так и не попался нам.

— Какой суслик? — удивился Жора.

— Суслик приносит удачу геологу. Есть такая новейшая примета.

— Так тут сусликов совсем нету.

— То-то и плохо, что нету.

Вскоре Сухов, Ловинкин и Рыло присоединились к партии. Их обратный путь был уже нетруден, так как двигались по берегу Омолона.

Я попал в партию на второй день после возвращения Степана Донатыча, Владика и Жоры. Но еще за сутки до этого я не знал, удастся ли мне увидеть Кочеву и ее товарищей. Нужен был попутный самолет именно в тот район, где находилась в данный момент партия. Задача не из легких.

Главный геолог районного геологоразведочного управления Салат Михайлович Абаев, помогавший мне в этом, несколько раз звонил на аэродром.

— Агеев прилетел?

Наконец Агеев прилетел.

— Иван, привет! — крикнул в трубку Абаев. — Встречал наших омолонцев?

Оказалось, что Агеев видел партию, качнул геологам крыльями. А завтра он снова летит по той же трассе. Абаев сказал обо мне.

— Сможешь взять? Там есть хорошая посадочная площадка?

В трубке — молчание. Наконец:

— Возьму. Там длинная коса, надо ее проверить. Пригодится.

Салат Михайлович был доволен, казалось, даже больше, чем я.

— Рады? — участливо спросил он. — Счастливого пути. Недели через две-три и я буду у Кочевой: полечу инспектировать партии. Надеюсь, не разминемся.

…И Иван Агеев уже делает круг над походным лагерем Кочевой. Я вспоминаю последние слова Салата Михайловича перед отлетом:

— Постарайтесь понравиться начальнице партии, — не то шутя, не то серьезно сказал он. — Если не понравитесь, не примет.

— А ваша рекомендация?

— По части геологии обязательна для нее, а в остальном она принимает решение самостоятельно. Такой уж у нее характер.

Самолет коснулся речной косы. Через несколько минут прыгаем на землю. Здороваемся. Иван Агеев говорит сразу со всеми, я стою за его спиной, жду, когда он меня представит. Вот она какая, Кочева. Среднего роста. Крепкая спортивная фигура. Волевое чуть вытянутое лицо. Копна черных волос, жестких и плохо расчесанных. На верхней губе блестят росинки пота. Рядом с Кочевой на пне — рюкзак. Она собралась в маршрут.

Наконец дошла очередь до меня.

— Корреспондент из Москвы. Хочет остаться в вашей партии.

Даю письмо Салата Михайловича Абаева.

Кочева молчит. Неужели мне возвращаться обратно ни с чем? Я сразу заметил среди геологов подтянутого человека в лыжном костюме и с двумя фотоаппаратами на ремнях — крест-накрест, как пулеметные ленты. Какой-то газетчик опередил меня. И я — лишний. Обидно. Прерываю затянувшуюся паузу: