Роман Кашигин - Записки каннибала

Рейчел протягивала мне телефонную трубку и орала:

— Звони Стивену немедленно и скажи ему, чтобы заплатил! Ты понял, идиот?

У меня возникало огромное желание запихнуть в её маленькую задницу весь этот телефон вместе с проводом и трубкой. Мне казалось, что я даже стал немного понимать тех людей, которые периодически устраивают стрельбы в американских школах.

Жизнь становилась все безрадостнее. Кроме «семьи», я практически ни с кем не общался. Люди, которыми я иногда обменивался репликами на работе, в магазинах и на улице казались мне не очень интересными.

— О! Вы из России! — сказал мне пришедший на массаж клиент, — а я всегда стараюсь покупать воду из Исландии.

— А при чем здесь Исландия?

— Как? А разве Россия не часть этой страны?

Бородатый бомж, которому я подал 25 центов, узнав, что я из России сказал мне:

— Спасибо брат, — сказал бомж, — ты очень правильно поступил, что приехал к нам в Америку. Я недавно прочел, что в вашей стране очень бедная и тяжелая жизнь.

Бомж почесал грязную пятку, потом этой же рукой достал из рваной сумки кусок хлеба и начал его жевать, потрясывая бородой.

Телевидение тоже не спасало. Если и показывали репортажи из России, то в основном старых и плохо одетых людей. В переполненных больничных коридорах лежали умирающие люди. И над всем этим царствовал бандитский беспредел: в людей стреляли, их пытали, насиловали и резали на части.

Мне уже и самому становилось невдомек: «Как это я умудрился в такой стране прожить более 30 лет и остался нерасчленённым?»

Приближалось Рождество. На праздники было решено поехать в Пенсильванию, чтобы провести несколько дней в доме родителей Бренды. Эту новость я воспринял с большим энтузиазмом. Все-таки новое место, новые люди, какое-никакое общение.

Для меня, человека выросшего в Советском Союзе, Новый Год всегда был самым светлым праздником. Новый Год — он же всегда пахнет ёлкой, мандаринами, искрится шампанским! А салат оливье! Как бы его не ругали, но лучшего салата в мире просто нет. А грибочки? А водочка? А шпроты? Новый Год — это всегда тайна. От Нового Года вечно чего-то ждешь!

К родителям Бренды мы приехали вечером под Рождество 24-го декабря. В доме кроме родителей моей жены находилось ещё несколько родственников. Они сидели в креслах, и вяло беседовали. Отец Бренды предложил мне бутылку пива Budweiser 0,3, и я не отказался. Я по наивности ожидал, что сейчас накроют стол и начнут пить, есть, и веселиться. Но ничего не менялось, кто-то ушел, а в 11 часов Бренда сказала, что на втором этаже нам приготовили комнату и пора уже идти спать. Несколько удивленный, я поднялся наверх.

— Ты опозорил меня перед всей родней! — зашипела на меня Бренда.

В тусклом свете ночника она являла собой живое олицетворение богини Мегеры.

— Я сказала родственникам, что ты не пьешь, а ты на глазах у всех, — тут она сделала особенно страшное лицо, — выпил целую бутылку пива!!!

— Ну, ты бы хоть и мне сказала, что я не пью, — оправдывался я, — а то ведь я об этом ничего и не знал.

— Как мне теперь завтра с ними общаться?

К тому времени я уже хорошо усвоил, что с чудовищами спорить нельзя. Им подчиняются или их убивают.

— Ну, извини, дорогая, что я тебя так подвел.

Злобно втянув сквозь зажатые зубы воздух, Бренда ушла в туалет.

Утром меня разбудил уже хорошо знакомый и противный голос моей любимой жены:

— Вставай, под елкой уже лежат подарки!

Мы спустились вниз. Под ёлкой действительно лежали свертки и коробки, упакованные в красивую бумагу с цветочками-звёздочками и перевязанные разноцветными ленточками. На каждом подарке было написано, для кого он предназначен.

Возле ёлки с умиленными лицами сидели родственники Бренды. Всего восемь человек.

— Ну-ка, кто первый будет доставать подарки? — раздался чей-то задорный голос.

Родственнички по одному подходили к ёлке и отыскивали свертки с их именами.

Каждый, кто открывал подарок, издавал возглас типа «Wow!» или «Oh, great!», а остальные светились улыбками олигофренов и хлопали в ладоши. Взрослые люди с глазами новорожденных младенцев! У меня создалось впечатление, что я присутствую на празднике умственно отсталых детей. На бале уродцев! И я был одним из них. Вытащив из упаковки свитер за 16 долларов, я радостно закричал:

— Oh, yes! It's exactly what I wanted!

А в ответ услышал смех и аплодисменты. Меня приняли за своего! Как же было приятно наконец обрести единомышленников!

Когда все подарки были разобраны, к нам подошла Мэри, старшая сестра Бренды и пригласила к себе домой на вечеринку.

«Ну, может там что-то, наконец, будет?» — со слабой надеждой подумал я.

На вечеринке я увидел несколько пожилых родственников, которым меня представили как мужа Бренды.

— Познакомься, это дядюшка Джордж!

Дядюшка с трудом приподнял голову, но ненадолго, его голова тут же рухнула вниз. Я только на секунду увидел его охуевшее ебало в толстых очках. Уверен, что этот дядюшка забыл о моем существовании уже через две секунды после того как пожал мою руку. Он снова погрузился в нирвану, и только изо рта свисала ниточка слюны.

Надо ли говорить, что все мои ожидания оказались иллюзорными? Не было общего накрытого стола, не было дяди Миши или дяди Пети, который бы приказал: «Нали-вай!», и не было людей, которые бы с радостью выполнили эту команду. Вместо этого был какой-то фарш, макароны, пластиковые тарелки и одна на 20 человек бутылка красного вина.

Люди рассредоточились мелкими группками по 3–4 человека и о чем-то беседовали. Наверно, чтобы я себя не чувствовал одиноким, ко мне периодически кто-то подходил и задавал вопросы, типа: «нравится ли в Америке?», «холодно ли в России?».

Раздался шум, это поднимали дядюшку Джорджа, чтобы отвести его в туалет. Моя теща глядя на это тихо сказала мне:

— Роман, когда я дойду до такого же состояния, пожалуйста, пристрели меня!

Это была единственная разумная фраза, которую я услышал за все время своего пребывания в Америке.

«Праздник» кончился, и мы вернулись в Чикаго.

Бренда продолжала скандалить по любому поводу. Даже чаще чем раньше.

— Я близка к нервному срыву! — кричал её перекошенный рот.

Один раз она даже схватила кухонный нож и, размахивая им, стала грозиться меня зарезать. К этому моменту от постоянных скандалов, на нервной почве, у меня на теле появились красные выступающие пятна. Мне все надоело, я очень устал, и мне было уже абсолютно всё равно. Я подошел к ней и сказал:

— Ну, что ж. Вот он я. Давай режь.

Не зарезала. Швырнула нож в раковину и пошла смотреть телевизор.

Чтобы не дойти до нервного срыва, чудище стало посещать психоаналитика, и даже требовала, чтобы я пошел к нему вместе с ней.