Юрий Симченко - Тундра не любит слабых

Любимой кошке, видно, надоело сидеть в заключении. Она улучила момент и каким-то образом выскочила из дома. Поселковые собаки, наверное, поразились появлению неведомого зверя прямо на фактории. Они загнали кошку на берег Авама, и самый лучший пес старика Беналю придушил ее. Потом умная собака отбила атаки своих коллег по охоте и отнесла добычу хозяину. Старик Беналю был несказанно удивлен. Он снял шкуру с кошки и позвал других стариков. Старики вспомнили всех виденных ранее зверей, но такого припомнить никто не мог. «Совсем беда, — подумал старик Беналю, — худо будет, наверное!» — и приплелся к приемщику мехов долгану Афанасию. Тот долго вертел в руках шкуру, но сказать ничего не мог. Афанасий был великий дока по части мехов. Он с первого взгляда мог определить время, когда была добыта шкура, и возраст зверя. Авторитет его был высок. Но в этот раз ему грозила опасность заслужить репутацию невежественного человека. Он обложился всевозможными справочниками и руководствами и стал их изучать. Старик Беналю терпеливо ждал. Афанасий наконец где-то нашел описание зверя, водящегося в Южной Америке, подходящее к бедной кошке. Правда, южноамериканский зверь был раз в пять больше ее. «Может быть, шел далеко, совсем маленький и худой стал», — высказал предположение Беналю. Афанасий только крякнул в ответ и, взяв шкуру, отправился узнать мнение Славы. Любе не нужно было ни справочников, ни руководств, чтобы определить, кому принадлежала шкура.

Когда она немного «отошла», то потребовала, чтобы Слава не уезжал. Ей действительно скучно было оставаться совсем одной. Я это понимал. Очень хорошо, что не успел попрощаться с друзьями!

К утру следующего дня скорбь Любы поуменьшилась. Слава мог уезжать. Мы тоже…

Все население фактории уже ждало на берегу. Последний раз в этом году жму руки своих друзей. Сейчас особенно чувствуется, какой это замечательный народ. Нет ни лишних слов, ни натянутости, неизбежной при расставании, ни ненужных обещаний. «Ну, ты пошел однако?»— спрашивает меня каждый прощающийся. «Однако пошел!» — говорю я. Уже в лодке замечаю несколько оленьих шкур, которые положил туда кто-то, чтобы было удобно сидеть. Все на своих местах. Слава со Спиридоном— на носу, Володя — на корме у мотора, а я — на бочке с бензином в центре. Заводим мотор и выходим из залива на реку. Все. Прощай Усть-Авам!

Весна в тундре необычайная. Солнца больше, чем в Африке, светит круглые сутки. Снег понемногу тает. Кажется, будто снега убавилось очень мало, а воды прибавилось столько, что под ней исчезают многие километры суши и только острова отмечают бывшие холмы. Берега, в которые реки войдут через неделю-другую, обозначаются кое-где щеткой тальников. Смотришь на них издали и не знаешь — суша ли это или еще что-нибудь. Я уже раз обманулся, ориентируясь на тальники.

Поехал как-то на охоту на ветке. По сравнению с ней обычная спортивная байдарка устойчива, как линейный корабль. Когда плывешь на веточке, вода не доходит до края борта всего на ладонь. Зато на ней можно проскочить по любой мели, легко перетащить через лед. Только в бурную погоду на ней никуда не выедешь: захлестнет волной.

Поохотился я просто отлично. Настрелял уток и гусей, повернул домой. Вот тут-то ветер и поймал меня. Ударил внезапно, с берега на берег покатилась волна. Пока я выравнивал свою ветку, она была залита почти доверху. Я прикинул расстояние до суши и решил плыть к ближайшему берегу. Залитая водой лодочка подчинялась плохо. От холодной воды заныла поясница и онемели ноги, а я все греб да греб. Убитые утки плавали по лодке, время от времени сбиваясь около меня. Я все греб. А до берега оставалось по-прежнему далеко. Чтобы не расслабляться, решил не смотреть на него и только держаться поперек волны. Все равно ведь иначе плыть невозможно. Когда весло стало вырываться из рук, поднял голову — вот он берег, рукой подать. Еще несколько усилий — и цепляюсь за тальники. Ищу глазами, где лучше пристать, и не вижу ни клочка суши. Тальники стоят в воде глубиной в рост человека, а за ними водная гладь без берегов: разлились все протоки, ручьи, ручейки, озера… Вот так меня и обманули тальники… Потом последовало несколько часов, показавшиеся неделями. Всем телом я ощущал, что ветка теряет плавучесть. Чтобы хоть как-то протянуть время, руками выплескивал воду. Этим и держался. Ветер наконец стих, болтать лодку перестало, и я смог вычерпать воду. Крепко напугал меня Коду-нгуо (нганасанский бог Пурги)…

Теперь затопленные тальники меня уже не заманят. Но в одном месте кусты какие-то странные. Издали кажется, что кто-то по точной разметке окрасил их белой краской, как красят в наших парках деревья. Наваждение какое-то. Сворачиваем к ним поближе, и все становится ясным. С них просто очень ровненько обгрызана кора. Ни одной веточки не пропущено. Тальники стоят на сухом островке, занимающем не более 150 квадратных метров. «Зайцы!» — кричит Слава. Быстро привязываем лодку и выходим на берег.

Зайцы, напуганные нашим появлением, носятся как сумасшедшие. Пытаемся их сосчитать, и оказывается, не так уж их много. По моему подсчету, около десятка, а по Спиридонову — около тридцати. Трудно сказать, сколько они здесь еще протянут. Вода все прибывает. Попытка поймать хоть одного, чтобы перевезти на сушу, кончается полным провалом. Да и вообще это глупейшее занятие — ловить зайцев голыми руками.

Возвращаемся к лодке. Спиридон влезает в нее первым и пытается получше устроиться на носу, отчаянно раскачивая лодку. Внезапно он теряет равновесие, а с ним, как мне кажется, и ум и начинает цепляться руками за что попало. Первым в воду летит Славино ружье, за ним Володина двустволка, а потом и мой спальный мешок. Выловив общими усилиями мешок, мы подвели итог: на всех одна малокалиберка и пачка патронов в пятьдесят штук.

Володя и Слава угрюмо молчали. Спиридон боязливо переводил глаза с одного на другого. Перекур затягивался в полном молчании. Первым не выдержал Спиридон.

— Я не умею плавать, — заявил он, — совсем плавать не умею. Тут же глубоко. Упал бы, сразу на дно пошел.

— Зря не упал, — ответил мрачно Слава.

— Катился бы к черту, — поддержал Славу Володя.

— Не надо зря шум поднимать, — вступил я в разговор, — ничего особенного не случилось. Через пару-другую недель здесь будет сухо, как на Луне, достанете свои пушки. Верно?

— Верно, — хмуро подтвердили остальные.

— Протянем как-нибудь с малопулькой, — продолжал я. — Если вернемся сейчас на факторию, то по высокой воде уже не пробиться в озера. И ружей на фактории свободных нет: ехать незачем. Хлеб у нас есть, сахар, соль есть, чего еще надо?

— Дал бы я ему по шее, — сказал Володька, кивая на Спиридона.