Алексей Трешников - У полюсов Земли

С борта «Лены» прокричали:

— Второй механик Анисимов без сознания — перелом бедра, сотрясение мозга. Главный механик Желтовский, руководивший разгрузкой в эту смену, поднят в тяжелом состоянии, внешних признаков повреждений нет, но, по-видимому, общий ушиб и повреждение позвоночника. Остальные отделались испугом. Судовой врач и врач экспедиции Константинов сейчас в лазарете оказывают помощь больным. Необходима помощь береговых врачей Мирного!

Делать здесь больше было нечего, и мы с тяжелым чувством, в убийственно мрачном настроении поплелись в Мирный.

13 февраля состоялся митинг прощания со старой сменой. После речи Сомова начальник береговой базы X. И. Греку спускает флаг первой смены, ровно год гордо развевавшийся над Мирным. Одновременно вверх по мачте пополз наш флаг, его поднимал новый начальник Мирного — Георгий Иванович Матвейчук. С волнением напутствовал я отъезжающих:

— Прощайте, дорогие друзья! Мы будем продолжать начатое вами дело, хранить и развивать ваши славные традиции! Желаем вам счастливого плавания и теплых, радостных встреч с близкими. Передайте наш сыновний привет далекой, но любимой матери-Родине!

К этому времени закончилась выгрузка горючего с «Лены». И когда после лунной ночи на востоке запылала заря, мимо скал Мирного прошли расцвеченные флагами корабли. Они дали прощальные гудки, взвились зеленые ракеты, и «Кооперация» легла курсом на Родину. С «Леной» же мы прощались ненадолго. Она еще вернется к нам за сезонным составом экспедиции после океанографических работ в прибрежной зоне к западу от Мирного.

Проводили корабли — и гора с плеч! Но сколько впереди работы! Сколько еще сложных проблем!

Над Мирным временами проглядывает солнце. Пригревает, но уже температура воздуха держится ниже нуля. Погода становится все неустойчивей. Прошли золотые дни, когда неделями сияло солнце и голубел прозрачный купол неба, а нам еще так много предстоит сделать до окончательного наступления зимы.

«Кажется, сегодняшний день прошел благополучно», — сказал я себе под вечер 23 февраля и включил приемник, чтобы услышать салют из Москвы. Но не успели отзвучать залпы, как с улицы донеслись тревожные частые удары гонга.

— Пожар! Горит крыша дома летчиков!..

Все выскочили на улицу. Сильный ветер до 25 метров в секунду. Из-под крыши выбиваются языки пламени. Со всех сторон тащат огнетушители, ведра, топоры, лопаты, ломы. Но никакого эффекта. Под жестяной крышей дома, на потолке, был настлан толстый слой отеплительной плиты. Как мы уже убедились, плита эта способна загораться и тлеть часами. По-видимому, так оно и было, пламя уже распространилось по всей площади потолка.

Вскоре к горящему дому подвезли цистерну с водой, протянули шланг, запустили мотопомпу и начали поливать крышу струей воды. Но все было тщетно: огонь проник во внутреннюю часть проклеенных щитов. Завывал и грохотал ветер, неся жесткий колючий снег. Было морозно. Брызги воды, попадая на одежду, моментально замерзали.

Придется ломать крышу. Но как только сорвали первый лист кровли, развеваемый ветром, поднялся огромный столб пламени. В целях безопасности я приказал всем слезать, но в гуле ветра и рева пламени пожара не слышно было моего голоса. Некоторых товарищей, увлеченных борьбой с огнем, пришлось насильно стаскивать с крыши и заливать водой.

Вскоре стало очевидным, что тушить пожар при ураганном ветре невозможно. Из дома спешно вытаскивали мебель, одежду, чемоданы, матрацы, одеяла, простыни. Пламя охватило все здание, и наши усилия развалить стены оказались тщетными. «Эти дома собираются, но не разбираются!» — вспомнил я слова инженера стройотряда В. М. Кунина.

В ужасном настроении были летчики. С каким нетерпением они ждали окончания строительства своего дома, ведь многие из них ютились в палатках и в контейнерах из-под самолетов! Возвращаясь после утомительных полетов, они помогали строителям, пока, наконец, не была завершена внутренняя отделка, установлены трубы и батареи отопления, проведен свет. Но еще не успели подключить силовую линию для питания электрического котла отопления, и воду пришлось подогревать в отопительной системе огневым котелком, установленным в каждом доме только на аварийный случай, если выйдет из строя электростанция. По-видимому, это и погубило одну из наших лучших построек.

До обеда многие отсыпались. Настроение унылое. Летчики ходят, опустив глаза, хотя их никто не обвиняет в случившемся. Очевидно, лучшим лекарством для поднятия настроения будет совместная работа. И после обеда объявляется аврал по расчистке пожарища.

Сначала люди работали мрачно и ожесточенно. Потом остряки начали пускать шуточки, послышался смех, и тяжелая атмосфера рассеялась. А когда стало известно, что на месте сгоревшего дома сегодня же будет начато строительство нового, все восприняли это с восторгом.

Через неделю летчики снова въехали в свой дом…

…Еще 29 января на две наши станции — Оазис и Пионерская вылетели новые смены. На Пионерской коллектив возглавил метеоролог С. А. Павлов, на станции Оазис — аэролог Г. И. Пащенко. До последнего времени в Оазисе велись только метеонаблюдения, теперь же предстояло развернуть аэрологические, актинометрические, теплофизические, магнитные, сейсмические исследования, следить за земными токами и полярными сияниями. В общей сложности — на станциях, в поездах и полевых партиях — вне Мирного находилось 55 человек.

И вот 5 марта вечером с Пионерской поступило не совсем понятное, но тревожное радиосообщение: «Задыхаемся… скорей врача… помощь… кислород…» На этом связь прервалась. Я вызвал Москаленко, недавно вернувшегося из полета, и сообщил ему о тревожной вести.

— Вероятно, угорели или отравились газом, — высказали мы предположение.

Кроме четырех человек постоянного состава Пионерской, там оставались два строителя.

Решение Москаленко было быстрым и определенным: лететь с врачом, и немедленно!

— К сожалению, стартовые костры зажечь там, вероятно, некому. В крайнем случае буду сажать самолет на «пузо» в районе станции. Придется пойти на потерю самолета, — изложил свой план Москаленко.

Я вынужден был одобрить его и лишь просил все время держать связь с Мирным. Быстро собрали и доставили на аэродром врача Н. С. Беляева с кислородными подушками и масками, со всем необходимым для оказания первой медицинской помощи. Самолет улетел, когда уже село солнце.

— Летим в облаках. Сильное обледенение. Стараемся пробиться, — сообщил вскоре Москаленко.

Через полтора часа в эфире появилась Пионерская. Радист Н. Н. Котломанов сообщил:

«Плотники Пипенко и Седало, начальник станции и я на камбузе отравились газом и потеряли сознание. Механик Грязнов и метеоролог Макаров работали на улице. Вернувшись в помещение, они нашли нас в бессознательном или бредовом состоянии и вытащили всех через лаз на свежий воздух. Меня Макаров подтащил к рации. Что я передавал, не помню. Очнулся на улице. Сейчас все пришли в сознание. Павлов посадку запрещает, непосредственной угрозы жизни людей нет».