Кирилл Станюкович - В горах Памира и Тянь-Шаня

— А где, ты думаешь, сейчас ирбис, Ульджачи? — спросил я.

— А вот посмотри, — и Ульджачи показал вверх по долине Акбайтала.

Там далеко в небе медленно парили едва заметные точки. Это ходили поедатели падали, это ходили джору — белоголовые сипы. А джору зря не ходят над одним местом. Обычно они следят сверху, собираясь вместе, только когда барс охотится или если он уже задрал кого-то. Скорее всего сипы начали собираться там, где ирбис задрал киика. С другой стороны, молодого киика или еще кого-нибудь мог задрать и беркут. Сипы, заметившие это с воздуха, нередко спускаются на землю и отнимают у беркута добычу. Но они панически боятся беркута в воздухе, где малоподвижные и неповоротливые сипы против него беспомощны.

Все это было слишком серьезно, и мы решили сначала сделать разведку вверх по Акбайталу, где над долиной высоко в небе каруселью ходили сипы.

За час стремительного хода мы подошли к верховьям реки. Широкая долина реки Акбайтала покрыта многокилометровой полосой галечников. В этих галечниках и течет река. Возле перевала Акбайтал, самого высокого перевала на Памирском тракте (4655 метров), в верховьях реки, где ее долина узка, она течет открыто, окруженная неширокими полосками лужков. Ниже долина расширяется до двухсот — трехсот метров, и река исчезает — прячется в своих наносах — и появляется только у устья, где небольшими протоками впадает в реку Оксу. Летом, когда на окружающих горах тают ледники и фирны, Акбайтал выходит на поверхность, вода целиком заполняет русло на всем его протяжении. Тогда реку видно и в верховьях, и в среднем течении, и у устья. Осенью и весной река течет по поверхности только в нескольких местах и на протяжении не более одного-двух километров. Зимой же вовсе прячется, показываясь из галечников только дважды, и в обоих местах образуются огромные наледи.

На Памире, где зимние морозы очень суровы, наледи образуются во многих местах. Но особенно мощные наледи можно видеть по обе стороны перевала Акбайтал — в верховьях реки Акбайтала, то есть к югу от перевала, и по реке Музколу, то есть к северу от перевала.

Наледи образуются там, где воды, питающие реку, не замерзают одновременно с рекой, а продолжают стекать в ее русло со склонов окружающих гор, когда поверхность реки уже замерзнет и покроется льдом. В этом случае осенью и в начале зимы, когда река уже замерзла, а почвы по склонам долины промерзли только с поверхности, воды, текущие в реку, оказываются зажатыми между водонепроницаемыми породами и замерзшей с поверхности почвой склона. При этом в начале зимы в запертом водоносном слое создаются такие давления, что они рвут поверхность льда в реке, и сквозь трещины вода изливается наружу нередко с такой силой, что образует фонтаны. Я видел такие фонтаны трех — пяти и даже один раз восьми метров высоты. Изливающаяся вода при больших морозах быстро замерзает, образуя новый ледяной слой поверх старого. Затем может последовать второй прорыв, третий, и в результате в русле реки образуется ледяной покров мощностью в несколько метров. Этот слой льда в зависимости от условий может растаять за лето, а если не растает, то будет увеличиваться год от года.

Именно так обстояло дело в долине Музкола в девяностые годы прошлого века и раньше. Тогда считали, что в долине Музкола лежит ледник. Однако уже в начале тридцатых годов, когда я начал работать на Памире, этот ледник, вернее, гигантская наледь, начал таять. А сейчас, в наши годы, она вообще исчезает к середине лета. Иначе говоря, возникло предположение: может быть, на Памире теплеет? Или, может быть, становится суше?

Сейчас, в середине лета, в верховьях Акбайтала тоже лежала небольшая наледь. И именно здесь, над наледью и над мореной, ходил воздушный хоровод сипов.

Ульджачи ушел в моренные холмы, но быстро вернулся: оказалось, что киики были ни при чем.

— Лошадь пала, — сказал Ульджачи.

Мы повернули машину и помчались вниз, к Мургабу. Значит, ирбиса там не было, были только сипы. Хотя нужно сказать, что и сипы сами по себе в определенное время представляют известную опасность для кииков. Они не странны взрослым козерогам. Но сейчас был окот, было много молодых, и вот для них сипы были опасны. Причем, если пища есть, сипы безопасны. Например, если есть охотники, сипы, можно сказать, обеспечены остатками их охоты. Если есть ирбисы, джору тоже безопасны. Но у нас дело было хуже: охоту мы запрещали, большая часть кииков ушла. Но сипам что-то есть надо? Вот в таких случаях джору становится опасен для молодых, потому что на его участке есть нечего, а на другие его не пустят сипы-соседи. Нужно сказать, что права на охотничий участок у сипов соблюдаются свято, как и у других хищников или животных, питающихся падалью.

Всю дорогу до Мургаба я следил за Акбайталом. Воды в долине Акбайтала сейчас очень мало, «кот наплакал», а река имеет огромные галечники. Ясно, что такой речонке, каков сейчас Акбайтал, не под силу было бы создать эти многокилометровые галечные поля. И долина Акбайтала, и галечники — явно создание не той жалкой речки, которую мы видим сейчас. В конце последнего оледенения тут трудился другой, несравненно более мощный поток, а сейчас он исчез.

Мои размышления, когда мы подъезжали к Мургабу, были прерваны Колей, который, не замедляя скорости, с ходу соскочил наискось в кювет, вылетел на поверхность террасы рядом с дорогой и, встряхивая нас в машине, как горошины в погремушке, помчался наперерез сурку, который в свою очередь стремительно несся к своей норе. Но Коля шел со скоростью шестьдесят километров в час, а сурок, наверное, все сто. Поэтому сурок, выскочив из-под колес, успел, к счастью, влететь в свою нору. У Коли с сурками были давние счеты: по его мнению, они нарочно портили ему дорогу. Он уже не единожды ломал рессоры машин в сурковых норах.

В Мургабе, райцентре Памира, мы остановились ненадолго купить хлеба и другого продовольствия, и я пошел искать Уразали. Уразали — известнейший барсолов. Во всяком случае таковым он был в то время. Барса даже увидеть очень трудно, почти невозможно. Ирбис чрезвычайно осторожен. Но вот в капкан поймать можно, и Уразали славился тем, что сдал много живых барсов на заготпункт зооцентра.

Причем удивительное дело: барс, попавший в капкан, очень мало сопротивляется. Волк, лиса перегрызут себе пальцы, а другой раз и лапу и уйдут из капкана. Барс, у которого попали в капкан два пальца, почти не сопротивляется. При приближении человека он шипит, рычит, он обороняется, но именно обороняется, а не нападает. Даже крыса, загнанная в угол, нападает. А барс нет. Я сам видел это два раза, а один раз и помогал вязать барса, попавшего в капкан.

Обычно охотники, подойдя к барсу, попавшему в капкан, начинают набрасывать на зверя веревочные петли. Бросают петли до тех пор, пока не попадает в петлю лапа или хвост. Попал — сейчас петлю затягивают и привязывают к чему-либо: к кустику, к камню или держат. Затем опять бросают петли, пока не поймают вторую лапу. Тогда вторую лапу оттягивают и прикручивают к первой. Третью и четвертую лапы поймать и привязать легче, можно подходить ближе. Когда все лапы связаны, на барса набрасывают одеяло, халат или еще что и наваливаются на него и затягивают ему пасть веревкой и тряпкой или взнуздывают, то есть запихивают в рот толстую палку, такую, чтобы он не мог ее перегрызть (как удила у лошади), и привязывают ее у него за ушами. А потом запихивают барса в мешок и несут. Втроем связать барса, который глубоко захвачен капканом за лапу, нетрудно. Вдвоем труднее. А вот Уразали и некоторые другие барсоловы умудрялись сделать это и в одиночку.