Адам Водницкий - Провансальский триптих

Солнце все быстрее клонилось к закату; заметно холодало. Бутылка белого вина опустела. Хозяин покосился на меня исподлобья.

— Вы ведь не уедете, не попробовав моего красного вина. Я правда им горжусь. Если вас никто не ждет, ничто не подгоняет, оставайтесь. У нас есть несколько гостевых комнат, а на ужин — кролик с травами. Кроликов тут тьма тьмущая, винограднику они наносят огромный урон.

Ужин был отменный: отваренные на пару овощи, домашний terrine [357] Паштет ( франц. ). , салат, наконец, кролик с провансальскими травами, поданный в керамической жаровне. На столе черного орехового дерева крахмальная скатерть, серебряные приборы, мустьерский фаянс [358] Жители прованской деревни Мустье (полное название Мустье-Сен-Мари), занимавшиеся различными ремеслами, в конце XVII в. начали производить глазурованную керамику; мустьерский фаянс с тех пор приобрел мировую славу. , свечи в подсвечниках периода Первой империи [359] Эпоха империи Наполеона Бонапарта во Франции (1804–1814). . Нас уже поджидало откупоренное за час до ужина красное вино, которое хозяин долго выбирал в закутке под лестницей.

— 1983, — сказал хозяин, — исключительно удачный год!

Я не смог не согласиться.

После ужина, сидя перед камином и согревая в ладонях старый арманьяк Castarède , мы долго разговаривали à baâtons rompus [360] Бессвязно, беспорядочно ( франц. ). обо всем и ни о чем: о вине, о трудном искусстве жизни, о «Гусаре на крыше» Жана Жионо, о деградации французской кухни… При обсуждении какой-то деликатной темы я вдруг понял, что мой хозяин, умело задавая вопросы, пользуется испробованным софистами методом, который в платоновских диалогах «Пир» и «Федр» применял Сократ. И лишний раз убедился, что, благодаря жившим в здешних краях переводчикам и мудрецам, важнейшие произведения греческих философов вошли в европейскую культуру.

Наутро, попрощавшись с хозяином и подойдя к машине, я увидел приоткрытый багажник, а в нем коробку с шестью бутылками красного вина Mas du Notaire 1983 года.

Во Франции профессия нотариуса имеет длинную историю и две разные традиции. Одна, более давняя, связывала эту профессию с государственной службой: монархам требовались правовые обоснования легитимности их действий. Юристы, выполнявшие такого рода обязанности, пользовались уважением в столице и в провинции; они составляли замкнутую, наделенную привилегиями часть общества, своего рода касту, члены которой любили называть себя noblesse de robe [361] Дворянство мантии ( франц. ) в дореволюционной Франции объединяло лиц (в основном представителей судебной профессии и финансистов), получивших от короля дворянский титул за гражданскую службу; дворянство родовой знати рыцарского происхождения называлось дворянством шпаги ( noblesse d’épée ). . Другая традиция сформировалась в первой половине XIX века в результате революционных перемен, коснувшихся государственного строя и собственности и связавших нотариусов с быстро богатеющим (не всегда законными путями) мещанством. Нотариусы часто — слишком часто! — легализовали подозрительные сделки, особенно в начале века при распродаже национальных богатств: конфискованного имущества, принадлежавшего монастырям, церквям, королевской семье, аристократии. Благодаря прочным корпоративным связям представители этой профессии становились почти что неприкасаемыми. Репутация у них, в особенности в провинции, была не блестящая. В комедиях Мольера, Пьер-Огюстена Карон де Бомарше, Лоренцо да Понте [362] Лоренцо да Понте (1749–1838) — итальянский либреттист и переводчик, автор 28 либретто к произведениям 11 композиторов, включая оперы Моцарта и Сальери. нотариус — зачастую гротескный и всегда комический персонаж. Сегодня у придерживающейся левых взглядов интеллигенции слово «нотариус» ассоциируется с мещанской зажиточностью и узостью горизонтов. Проще говоря, в ее представлении нотариус — это состоятельный буржуа небольшого ума, часто тяготеющий к правым (преимущественно — крайне правым).

В мае 1968 года в Париже я был свидетелем событий, прокатившихся не только по столице, но и по всей стране. Помню всеобщий энтузиазм, большие ожидания, романтические лозунги. Помню бурные собрания в актовом зале Сорбонны, манифестации на бульваре Сен-Мишель, стычки с полицией и CRS [363] Франц. Compagnies Républicaines de Sécurité — республиканские отряды безопасности (подвижные военизированные подразделения полиции, подчиняющиеся министру внутренних дел). в Латинском квартале, на правом и левом берегах Сены.

Седьмого мая во время митинга на углу бульваров Пор-Рояль и Монпарнас реакционный писатель Марсель Жуандо [364] Марсель Жуандо (1888–1979) — французский прозаик-модернист, эссеист, драматург. , сторонник действующей власти, с презрением бросил в лицо студентам: Rentrez chez vous, dans dix ans vous serez tons notaries [365] «Расходитесь по домам, через десять лет все вы будете нотариусами» ( франц. ). . Очень обидное оскорбление!

Романтический (как все неудавшиеся революции), под благородными лозунгами, порыв молодежи и студентов к свободе был безжалостно подавлен, а издевательское предсказание Марселя Жуандо, увы, сбылось. Для большинства революционеров «поколения-68» предлагаемые жизнью соблазны оказались сильнее, чем верность идеалам, про которые они быстро забыли, удобно устроившись в креслах своих отцов — президентов крупных концернов, политиков, промышленников, — и, похоже, неплохо себя чувствуют в новых амплуа. Даже пламенный вождь революции Даниэль Кон-Бендит — молодой бог, идол, которого в свое время носили на руках, а сейчас корпулентный пожилой господин в костюме от Армани (много лет спустя, встретившись в Берлине, мы с ним оба почувствовали некоторую неловкость) — руководит какой-то фракцией Европарламента…

Я вспоминал вчерашний вечер в традиционной прованской mas , где живет из поколения в поколение семья нотариусов, атмосферу изысканной любезности, долгую беседу у камина, красные отблески огня в хрустальных бокалах, и вдруг в памяти всплыл май 68-го года и презрительное высказывание Марселя Жуандо. Почему? Я не мог отыскать даже отдаленные ассоциации: не то время, не то место, не та традиция. Разве что посчитать связующим звеном профессию хозяина… но нет, он совершенно ни при чем. Что поделаешь, стереотипы живучи…

Итак, ясным октябрьским утром, возвращаясь на машине в Арль, я вспоминал вчерашний день и гостеприимный дом нотариуса. Виноградники, мимо которых я проезжал, ждали первых заморозков, придающих вину неповторимый вкус и аромат.

С завистью думал я о доме, с которым только что попрощался. Как трудно на моей родине с ее изодранной в клочья историей найти хотя бы одно место — живое и теплое, — которое сохранилось бы в такой же неприкосновенности! Дома, которые пощадили войны и грабежи, которые не были конфискованы после разгрома национально-освободительных восстаний или сожжены во время крестьянских бунтов, были с беспримерным варварским ожесточением уничтожены (еще на моей памяти) из классовой мести, именуемой классовой справедливостью, во имя обманчивых лозунгов социального равенства. Уничтожены фамильные гнезда вместе со всем тем, что собиралось из поколения в поколение: документами, мебелью, портретами, рукописями, свидетельствами о пролитой крови, верности идеалам, служении отечеству. Безвозвратно уничтожены связи с землей, на которой все эти поколения выросли. Чтобы стереть память об умерших, оскверняли даже семейные склепы. Но у мертвых долгая жизнь. Да-да, намного дольше, чем у живых. И длиннее память. Однажды они потребуют своего. Таков извечный закон — пусть даже это не записано в кадастровых книгах, не подтверждено нотариусами.