Геннадий Дмитриев - Я был капитаном Фицроем

— Как! — удивился Фицрой, — Но ведь Англия не воюет с Францией!

— Вот и я так считал! Но я ошибся, эскадра под английским флагом атаковала наш корвет. Они поступили с нами, как самые гнусные пираты, всех, кто остался в живых, они заперли в трюме, а затем расстреляли корабль и потопили. Мне случайно удалось выжить, меня, раненного, выбросило за борт взрывной волной, из последних сил держался я за обломок стеньги, пока вы не спасли меня.

Корвет де Ладье преследовал испанца, нагруженного золотом. Вчерашний шторм разметал армаду, и этот бедняга оказался один. Французы догнали его и атаковали. Испанцы отчаянно сопротивлялись, но победа досталась французам. Погрузив добычу на свой корабль, де Ладье приказал отпустить галеон. Но отставший от армады галеон преследовала еще и английская эскадра. Когда англичане догнали его, уже освобожденного от своего груза, команда не сопротивлялась, полагая, что их пощадят, убедившись в отсутствии золота, но вышло наоборот. Английский адмирал, узнав от пленных, что все золото досталось французам, потопил несчастных испанцев, и пустился в погоню за корветом. Увидев флагманский фрегат под флагом Великой Британии, капитан корвета не ожидал опасности, и не приняли никаких мер, а зря. Когда он понял, что англичане собрались атаковать корвет, он крикнул им: «Мы идем под французским флагом, на Вашей бизани флаг Британии, почему Вы собираетесь нас атаковать?», но адмирал ответил: «Если Вас смущает мой флаг, то я могу его спустить». Поравнявшись с корветом, фрегат бортовым залпом снес все с его палубы и ринулся на абордаж. Потом подоспели и остальные корабли. Силы были не равны, и вскоре все было кончено.

— Это был адмирал Бэкон, — тихо произнес Фицрой, — ничего, придет время, и он заплатит за все.

Первой мыслью капитана было догнать эскадру и потребовать объяснений от адмирала, но он прекрасно понимал бесполезность этого шага. Какие объяснения он, обыкновенный корсар, может требовать от своего непосредственного начальника, лорда-адмирала? Та независимость, которую давала ему каперская грамота, была весьма относительна. Каперы полностью подчинялись своему лорду-адмиралу, свободной была лишь охота за добычей, но о каждой добыче, ее размере, всего, что могло бы представлять особую ценность, капитан каперского корабля обязан был лично докладывать лорду-адмиралу, адмирал контролировал правильность сдачи ценностей в королевскую казну. Капитан, уличенный в мошенничестве, навсегда лишался каперской грамоты. Так что требовать каких-либо объяснений от адмирала Бэкона капитан Фицрой не мог. Какой-нибудь придворный вельможа, умудренный опытом дворцовых интриг, обязательно придумал бы хитроумный ход, в результате которого адмирал предстал бы перед королевой в неприглядном виде, но он, человек далекий от придворной дипломатии, мог полагаться лишь на военную удачу. А, поскольку ее величество Удача была в данный момент занята более важными делами, чем опека капитана Фицроя, последнему не оставалось ничего другого, как отправиться на Тортугу для пополнения запасов пресной воды и продовольствия.

Во времена покорения Нового Света не было ни мобильной связи, ни телефона, ни телеграфа, но, несмотря на это, слухи и сплетни распространялись с удивительной быстротой. Так, слухи о том, что адмирал Бэкон, в погоне за наживой, потопил французский военный корабль, то есть фактически напал на своих союзников, распространяясь от маленького острова в Карибском море, достигли берегов Англии. До слуха адмирала дошло и то, что именно капитан Фицрой спас случайно уцелевшего капитана французского корабля. Это еще больше распалило ненависть адмирала к своему подчиненному, и он поклялся, во что бы то ни стало, уничтожить Фицроя, теперь тот становился еще и опасным свидетелем.

Прибыв на Тортугу, Фицрой прежде всего занялся устройством быта своей команды, ей предстояло провести определенное время на берегу в окружении отъявленных негодяев Старого и Нового Света. В первую очередь ему следовало прибыть к губернатору, получить разрешение на стоянку и пребывание на острове экипажа своего корабля. Отношения между пиратами и корсарами складывались нормально, они прекрасно ладили между собой. Однако пираты, свободные художники своего ремесла, несколько свысока смотрели на своих собратьев по грабежам, имеющих покровительство монарха, и как следствие — определенные обязательства перед своим сувереном. Дело в том, что разница между пиратами и корсарами была весьма условна, каперская грамота выдавалась лишь на время войны, а те, кто и по окончании войны продолжали заниматься любимым делом, автоматически становились пиратами.

Губернатор острова Тортуга, что являлся французской колонией, маркиз Левасер, с важным видом сидел в кресле, в своей резиденции, расположенной в самом центре острова в доме с колоннами перед парадным входом, окруженным высоким чугунным литым забором. Дом, который губернатор называл дворцом, был сложен из камня-ракушечника, добываемого тут же на острове в каменоломнях. Дом под крышей из красной черепицы имел два этажа, четыре колонны перед парадным входом поддерживали террасу второго этажа, на которую вела деревянная лестница с перилами. На первом этаже располагался кабинет губернатора, на втором — жилые помещения, где и проживал губернатор со своей женой и двумя дочерьми.

Капитан Фицрой прибыл к губернатору вместе со спасенным им капитаном французского корвета, Жаком де Ладье. Изо всех островов, что давали приют бродягам морей и океанов, промышлявшим разбоем, Джеймс Фицрой выбрал Тортугу именно потому, что она была французской колонией, и он доставил спасенного им Жака де Ладье туда, где представители властей Франции смогли бы определить дальнейшую судьбу капитана, потерявшего свой корабль. Несмотря на то, что остров был французским, губернаторы его принимали как французских флибустьеров, так и пиратов и каперов всех стран, лишь испанские галеоны обходили этот остров стороной. Губернатор, взимая плату за стоянку кораблей, имел неплохой доход и не брезговал разбойниками и пиратами.

Маркиз Левасер сидел в кресле за широким столом из черного дерева и листал бухгалтерские книги, оценивая финансовое состояние колонии, которое неотвратимо ухудшалось по причине безудержной траты казенных денег на постоянно возрастающие запросы свой жены и двух дочерей. На столе стояли два подсвечника из бронзы, на три свечи каждый. Свечи не горели, света в комнате было достаточно, он свободно проникал сквозь ажурные занавеси на окнах; по обеим сторонам стола стояли два высоких фарфоровых кувшина, а перед столом несколько стульев для посетителей, более в кабинете губернатора ничего не было.