Геннадий Дмитриев - Я был капитаном Фицроем

Выстрел из пушки, что произвела канонерская лодка, был сигналом к атаке, первая группа пиратских кораблей вышла из-за Эспаньолы и атаковала с наветренной стороны замыкающие строй галеоны, дав залп, пираты снова отошли на расстояние, повторяя атаки одну за другой. В это же время, группа, что скрывалась за островом Сан-Хуан, атаковала первые корабли строя испанцев, строй смешался, корабли конвоя приняли бой, прикрывая транспортные суда, которые, поставив все паруса, спешили уйти как можно дальше от места боевых действий. И когда они отошли достаточно далеко, корабли Фицроя и Тича догнали их, атаковали, взяв на абордаж. Очистив трюмы одного галеона, они атаковали следующий, и так, пока весь груз испанцев не оказался в трюмах пиратских кораблей. Захватив в качестве трофея четыре испанских галеона, Фицрой и Тич направились к Тортуге, а те корабли пиратов, что сковывали огнем и маневром галеоны конвоя, когда паруса Фицроя и Тича скрылись за горизонтом, оставили испанцев и ушли.

Испанские корабли, не получив существенных повреждений, вполне могли бы броситься в погоню за пиратами, но их больше заботила судьба тех галеонов, что ушли с грузом подальше от места сражения, когда же выяснилось, что грузовые суда ограблены, а четыре из них захвачены в плен, что-либо предпринимать было уже поздно, пираты к тому времени уже отшвартовались в гавани Тортуги, не потеряв ни одного корабля.

Капитан Фицрой, получив свою часть богатой добычи, покинул остров и направился в Англию, чтобы пополнить королевскую казну и обрадовать ее величество новой победой. Однако он опасался, что слухи о спасении им капитана французского корабля, потопленного английской эскадрой, могли дойти до адмирала Бэкана, и хотя формальных поводов для действий против Фицроя адмирал не имел, Фицрой понимал, что вести себя следует крайне осторожно.

Прибыв в порт, капитан Фицрой отослал письмо адмиралу, своему непосредственному начальнику, он подробно описал обстоятельства морского сражения и указал размер полученной им добычи. Вскорости пришел и ответ. Адмирал вместе с эскадрой находится в море, потому вместе с ответом в порт прибыл уполномоченный офицер для учета добычи, определения размера вознаграждения капитану каперского корабля и его команде и доставки добычи в королевскую казну. Фицроя вполне устраивало то, что адмирала Бэкона не было при дворе, он надеялся, выполнив все формальности, покинуть Англию еще до возвращения адмирала. Но как только трюмы каперских кораблей освободились от испанского золота и вознаграждение корсарам было выплачено, тот же офицер, что прибыл с ответным письмом, сообщил неприятную новость, эскадра отшвартовалась в порту, адмирал Бэкон и даже сама королева желают видеть капитана Фицроя сегодня вечером в королевском дворце. Несмотря на то, что приглашение было исполнено любезностей, Фицрой почувствовал опасность. Настораживало еще и то, что офицер наверняка знал, передавая письмо с ответом, что эскадра уже прибыла в порт, но сообщил об этом Фицрою только после того, как добыча из трюмов кораблей была перегружена в повозки.

Даниель Маклорен уговаривал капитана не ехать на прием, а сразу же выйти в море, но такой поступок Фицроя мог быть расценен как неподчинение со всеми вытекающими отсюда последствиями. Фицрой приказал своему штурману, как только он уедет с офицером в Лондон, отвести корабли от причала. «Святая Мария» должна немедленно уйти к островам Карибского моря, а «Габриэла» под командованием Маклорена будет ожидать его на рейде, оставив у берега шлюпку с двумя матросами, и если он не прибудет до утра, то «Габлиэла» должна будет сняться с якоря и отправиться вслед за «Святой Марией».

Карета, которую подали Фицрою, выглядела несколько странно, окна были тщательно зашторены, и определить, куда именно следует карета, по какой дороге, было невозможно. Тревогу вызывали и вооруженные люди, двое из них находились в карете, один внутри, он сидел напротив Фицроя, второй — с кучером на облучке, в разговор они не вступали, кроме них карету сопровождали еще четверо всадников. Капитана охватило беспокойство, это было больше похоже на арест, чем на приглашение в королевский дворец. Через несколько часов непрерывного движения карета остановилась, тот, что сидел внутри с Фицроем, распахнул дверцу, предлагая ему выйти, всадники спешились, плотным кольцом окружив капитана, и провели его к дверям темного мрачного здания. На дворе была уже ночь, фонари не горели, капитан Фицрой понял, что худшие его опасения оправдались, его провели в дверь, за которой стояли два стражника, факелы у входа освещали длинный мрачный коридор. У Фицроя забрали шпагу и повели его вниз по винтовой лестнице, затем по коридору мимо тяжелых железных дверей, «Сюда, в семнадцатую», — сказал один из стражников, указав на дверь справа по ходу их движения. Второй молча снял с пояса связку ключей, отыскал нужный, отворил дверь, капитана втолкнули в темную тюремную камеру, дверь за ним с лязгом затворилась, наступила тишина.

В камере было темно, Фицрой на ощупь обследовал помещение и обнаружил у одной стены железную кровать, он сел на нее, пытаясь осмыслить то положение, в котором оказался. Ему не предъявили никаких обвинений, просто бросили в темницу, ничего не объясняя, что послужило причиной? Причина, по мнению Фицроя, могла быть лишь одна, адмиралу стало известно, что именно Фицрой спас капитана французского корвета, потопленного английской эскадрой. Факт нападения англичан на французский корабль, видимо, стал предметом обсуждения дипломатов, но откуда адмирал Бэкон узнал подробности, было загадкой. Фицрой стал опасен для адмирала, но если бы его хотели убить, то сделали бы это по дороге, а раз сохранили жизнь, заключив в тюрьму, то, стало быть, он адмиралу для чего-то нужен. А если так, то что-то должно проясниться.

Однако время шло, но ничего не менялось, стражник приносил еду, передавая ее через окошечко, вместе с едой он передавал и огарок зажженной свечи, его хватало лишь на то, чтобы поесть и вернуть посуду, остальное время капитан проводил в полной темноте. Сколько времени прошло, какое теперь время суток, определить было невозможно, и Фицрой подумал, что если все это продлится достаточно долго, то скоро он просто сойдет с ума, ослепнет, потеряет человеческий облик. Все его попытки заговорить со стражником ни к чему не привели, он кричал, колотил в дверь, звал начальника стражи, но на это никто никаким образом не реагировал.

Фицрой решил, что к нему уже не придут, не придут ни с допросом, ни с обвинением, он сгниет здесь, в этом каземате, и никто никогда ничего не узнает о его судьбе, мгновенная смерть была бы лучшей участью, чем та, которую уготовил ему адмирал Бэкон. В том, что он был брошен в эту тюрьму по приказу адмирала, он не сомневался.