Кей Чорнук - Прогулки с Вольфом

А потом — мои колени. Ну, от этого не умирают. Они несильно болят, но боль ощущается с каждым моим шагом. Врач мне сказал, что я не смогу пойти в поход по тропам после операции на колене, так что я захотел пройти еще раз по маршруту к вулкану на тот случай, если врач не врет. Поэтому я и пошел в поход по тропе тапира в сентябре 2004 года, за две недели до полной замены колена.

Мой сын Томас и его жена Гретхен, полагая, что это, может быть, не дай бог, моя последняя прогулка по тропе, приехали аж из Калифорнии, чтобы пройти через это испытание вместе со мной. Я вышел из Монтеверде за день до их старта. Эладио Круз, Маурисио Рамирес и еще пара человек присоединились ко мне в моем неторопливом походе к вулкану. Нам потребовалось три дня на весь маршрут. Один из путешественников шел с нами, чтобы нести мой рюкзак, потому что мои колени не могли выдержать такой вес. Тропическая растительность подросла, так что некоторые из наших помощников должны были пойти вперед и заниматься расчисткой, пока мы шли.

Томас, Гретхен и мой сын Бенито вышли в путь днем позже и догнали нас. Я был рад возможности пойти в поход с Томасом, так как он никогда до этого не был на моей тропе тапира, и мы давно уже планировали совершить этот поход вместе. Бенито теперь уже несколько раз водил по этому маршруту группы туристов. Он, таким образом, доказал, что унаследовал мои качества, которые помогают ему быстро передвигаться по тропе.

Операцию по замене левого колена мне сделали через две недели после этого похода. Операция прошла успешно. Я мог бы сделать эту операцию в больнице системы социального обеспечения, которая полностью покрыла бы все расходы, но тогда пришлось бы ждать не меньше года. Поэтому соседи, друзья и члены нашей общины решили объявить сбор средств, чтобы помочь мне с расходами на операцию в частной клинике. Я бесконечно благодарен этим людям за их щедрость, что позволило мне пользоваться услугами лучшего врача и внимательного персонала.

Я давеча рассказал Лаки, что у меня всегда было такое чувство, что я умру молодым. В подростковом возрасте я в это особенно верил. Это был вовсе не страх, а осознание неизбежности того, что это произойдет. А потом — все эти годы в лесу, работа здесь, и я по-прежнему был уверен, что рано или поздно сделаю что-то не то. Ну, например, несчастный случай с бензопилой. Но я как-то всегда славился быстрой реакцией и вышел, что называется, сухим из воды, не получив серьезной травмы. Здесь, в Коста-Рике, да и в других частях мира, люди получали травмы и порой погибали на работе по защите дикой природы. В годы работы лесным охранником мне, наверно, угрожали, но никогда не было никакого реального насилия. Я всегда чувствовал, что что-то может случиться, но мне повезло, и ничего не случилось.

И вот — довольно неожиданно — я старею и становлюсь заурядным стариком, которых я повидал на своем веку. Если вы живете долгую жизнь, то постареете, но вы не знаете, как это будет выглядеть. Я никогда не думал о смерти плохо. Не секрет, что мы умрем, и современная медицинская наука до конца наших дней будет избавлять нас от страданий.

Но что бы ни случилось, я знаю, что хочу быть погребенным на нашей ферме. Я всегда думал о месте на краю леса, там, наверху, где оползень остановился напротив нашего дома. Оттуда красивый вид.

Когда я сказал об этом Лаки, она ответила: «Вот те раз, а я думала, ты захочешь быть похороненным в лесу».

А я говорю: «Нет, я бы хотел, чтобы меня похоронили на нашей ферме возле нашего дома». В долгосрочной перспективе это ни на что не влияет, но мне все равно нравится эта идея».

«Мы сейчас идем по божественной стране. Я думаю, что если вы будете часто приезжать сюда на протяжении многих лет, то, в конце концов, вам повезет увидеть идеальный день. Сегодня действительно ясно, никакой облачности, только несколько дрейфующих облачков вон там, на горизонте. Сегодня тот день, когда можно кинуть взгляд далеко на север, за озеро Ареналь. Вы увидите холмы и хребты, которые тянутся от Гуанакасте до Никарагуа. Но самое интересное — увидеть озеро Никарагуа. Раньше я видел только кусочки на горизонте, а сегодня — первый раз, когда передо мной полный обзор красот. Уже только ради этого стоило пойти сюда. Ниже меня слегка курится вулкан Ареналь. Я думаю, что подожду извержения. В последнее время он довольно часто дымится. Во! Вы слышали это?»

Никогда не устану восхищаться красотой канадской осени. Глядя на оранжевую, красную, золотую и темно-рыжую листву, словно спрятавшую в себе огонь уходящего лета, невольно думаешь, что это похоже на передвижной цирк с его яркими красками. В течение нескольких недель малиновая листва — ярчайшее шоу, длящееся до тех пор, пока, наконец, листья не начнут падать на землю. Вместе с последними цепкими листьями и с первыми хлопьями снега падает и температура. Именно в этот момент мой внутренний компас берет ориентир на юг, и я начинаю готовиться к возвращению в Коста-Рику. Несмотря на невероятные изменения, которые я вижу там в последние семнадцать лет — больше автомобилей, рост консьюмеризма, рост преступности — для меня эта страна остается раем в бушующем мире.

Красоты девственного леса в долине Пеньяс-Бланкас

То, что я вижу в Коста-Рике, происходит повсюду на планете. По мере развития страны огромное давление падает на ее природные ресурсы. Разрыв между богатыми и бедными растет. И с той же скоростью растет ощущение, что иностранцы диктуют стране, каким должно быть ее будущее. В последнее время страх, похоже, охватил нацию: страх быть подвергнутым нападению или ограблению на улице, страх перед тем, что не удастся заработать достаточно денег, чтобы свести концы с концами, страх перед будущим в стране, где люди потеряли веру в свое правительство и в свою полицию.

В 2007 году Коста-Рика бурно обсуждает, следует ли ей подписывать противоречивое Соглашение о свободной торговле стран Центральной Америки, южную версию НАФТА, Североамериканского соглашения о свободной торговле, подписанного Канадой и Мексикой несколько лет назад с Соединенными Штатами. Сан-Хосе теперь изрисован граффити как за, так и против этого спорного договора. Группа, которая поддерживает его ратификацию, так как считает, что договор защитит рабочие места для тикос, называет себя Trabajo para los Costarricenses («Работа для костариканцев»), или TLC. Когда я еду по городу и вижу на стенах надписи NO TLC!!, то не могу удержаться от смеха. В Канаде это сокращение обычно используется для трех слов tender loving care — «нежная любящая забота». Хотя я по-прежнему не убеждена в том, что любое торговое соглашение с красно-бело-голубым слоном отвечает наилучшим интересам всех нас, я считаю, что Коста-Рика может использовать всю TLC, всю нежную любящую заботу, какую только она может получить.