Иржи Груша - Чехия. Инструкция по эксплуатации

Если вы будете в начале мая в Праге, спуститесь со Страхова через Петржин вниз, к Влтаве. У Махи там имеется памятник, весь в цветах. " Май " — это название одного из его стихотворений, о времени горькой любви. Потому-то до настоящего дня влюбленные приносят ему букеты цветов, чтобы их чувства не сделались терпкими. Как мне кажется, цветы необходимо принести и Линде, потому что на памятник ему мы, скорее всего, не соберемся, хотя в Зеленой Горе ему самое место. Без его " Букета ", без "старочешских" " Ягод " или " Розы " — " Май " наверняка, имел бы совсем иную мелодию. Но Маха своим Мефистофелям сопротивлялся. Его именем не были всего лишь "звук и шум". Он знал, что имя в конце истории — это слово в ее начале.

Линде казалось, будто бы начало можно изменить, написать заново. Мы не знаем, как его оценят на Божьем Суде. Перед тем, которому председательствовала Либуша, какой-то шанс у него имелся бы. Чешское небо на юге, над Непомуком, должно быть к нему благосклонным. Либуша прогуливается там, в облаках, и я уже слышу, как говорит она своим сопровождающим: "Поспешите, чехи, и приведите нам сюда Йозефа Линду, благородного и умного мужа! Воистину, слишком долго путешествует он по миру без отдыха и какой-либо поддержки. Самое время положить конец его страданиям!".

И посланцы тут же отправляются, чтобы доставить пред ее лицо молчаливого и хмурого Йозефа. А княжна, поглядев на него, такие говорит слова:

А потом, чуточку выходя из роли, дружески прибавляет: "Юноша, ты был хорош! И никакой ты не amanuensis , но Амадей! Впрочем, две сотни лет назад — это и вправду уже старинные чешские рукописи!"

Прощай, Непомук! Мы двигаемся дальше! Нас ждет Прага. Если кто туда спешит, должен ехать через Пильзно. Если же у кого время имеется, и если он желает смаковать дорогу, такой едет через Блатну, Рожмитал и Пржибрам.

Но в Непомуке вы можете заправиться и на прощание провести осмотр роты почетного караула гномов. Здесь, похоже, из последнее гипсовое подразделение перед Прагой. Самая настоящая почетная гвардия: когда недавно я там ехал, то даже услышал команду сержанта: "Нале-во рав-няйсь!". И, могу поклясться, выглядело это так, словно бы они и вправду глядели вслед за мной, поворачивали головы по мере того, как я проезжал мимо них. С вами они сделают то же самое, но опасаться не надо. Это никакие не злобные создания, странные кобольды из мрачных глубин земли. Никакое не тайное войско, защищающее Чехию. Никакие вам не прото-чешские мини-духи, никакие не мини-Забои или мини-Лумиры, никакая не сказочная армия, сотворенная Йозефом Линдой в качестве нашего собственного резерва на случай кризиса, а только лишь — о прибывший с запада чехоразведчик — твои побратимы, немые поселенцы германских садов. Без слова они готовы выслушать все твои указания. Если ты им прикажешь, они даже продемонстрируют тебе парадный шаг, но вообще-то у них мирные сердца добряков. Они всего лишь улыбаются, курят трубки или же играют на скрипке, контрабасе либо на губной гармошке. И, о чудо, ни одного нет с волынкой, даже в Страконицах. Все это добродушные, милые ребятки, в особенности, если посвятить им минутку своего внимания.

Какой-то из наших мастеров, занимающийся "халтурками", вечно ремонтирующий мир, обнаружил где-то дыру, а чтобы сказать модно — рыночный дефицит. Вот он ее тут же и заткнул. В Германии, вроде как, дыра имела космические масштабы, страна буквально жаждала наших гномиков. "Хмм… задумался наш Ферда — Мастер На Все Руки. — Немцам нужно помочь!". Так он и сделал, вдохнув жизнь в эту армию.

Тут следует признать, что я очень долго думал над тем, а на самом ли деле наш сосед-немец ценит подобное великодушие. Не окажется ли все это неудачной инвестицией. В ходе моих путешествий туда и назад я ни разу не заметил хотя бы одного купца или счастливого покупателя гномика. Это меня заинтересовало и, не успел я оглянуться, как ко мне привязался один маленький человечек… Целых два дня он болтался у нас, лежал на боку и пускал дым из трубки, подпирая голову рукой. И больше ничего, только лишь молчал. Но вдруг, ни с того, ни с сего заговорил — да и то по-вьетнамски. Этого языка я не знаю, так что могу лишь догадаться, что такого он сказал. Наверняка признавался, как его в Польше отливали, разрисовывали в Чехии, а потом доверили финансовому гению наших вьетнамцев. Вот только, чего он собирался делать в Германии — я так и не понял. Но он радовался, что весьма скоро туда попадет. Он сам со своими братьями.

И вот теперь мы по-настоящему едем. По шоссе. Здесь уже нет гномиков — высмеиваемых свидетелей нашей воли соперничества с вызовами мирового рынка. Имеются МакДональды или же Икеи — на бигбордах.

Через сорок минут мы уже на Белой Горе, и вполне возможно, что вы вообще этого не заметили. А жаль. Слева от вас находится по-настоящему замечательная архитектура: тюрьма в Ружине с высокой башней, расположенная на не крутом склоне. Здесь до недавнего времени готовили наших государственных мужей. Это нечто вроде нашей гордости, политической академии, хотя, надеюсь, бывшей. Во всяком случае, в прошлом столетии мы доказали, что дорога наших президентов в Град ведет либо через тюрьму, либо через эмиграцию. Только лишь в новом тысячелетии похоже на то, что Град в состоянии вынести и менее драматические биографии. Очень скоро вы и сами тот самый Град увидите — он появится внизу, справа, вы же будете съезжать к нему не столь величественно, как в свое время граф фон Тилли с Рене Декартом, это уже после того, как они нас позорно побили под Белой Горой. Прошу вас, будьте к нам более милостивыми, чем они. Завоевывайте нас с умеренностью! Где-то для вас уже готовят ужин и постель. А может — даже настраивают скрипку.

А вот та церковь слева, разве она не великолепна? Мне она всегда нравилась, равно как и фамилия ее основателя: Луна. С точностью лунатика он разместил это строение точнехонько на поле боя, как будто бы не был точно уверен, что битва была победной. Чтобы католический храм нельзя было не заметить на тогда еще голой возвышенности. Сегодня храм практически теряется среди окружающих домов. Только купола высятся над ними и практически напоминают силуэт православной церкви. За окружающей храм стеной с четырьмя угловыми часовнями прячется тихий, живописный сад, все еще хранимый от наружного шума.

Но даже триумфальные фрески в честь армии и Девы Марии, чудесное вмешательство которой, якобы, привело к победе, не объясняют страстей, которые века назад сопровождали нашему сражению за это место. Из этой битвы, похоже, все ушли побежденными.