Андрей Поляков - Снег на экваторе

Во времена правления первого президента Мозамбика Саморы Машела, пытавшегося строить социализм, новые названия большинством воспринимались как должное. После того как во второй половине 1980-х под руководством Жоакима Чиссано произошел решительный поворот к рыночной экономике, революционные проспекты и улицы стали вызывать в народе усмешки. А уж когда в 1994 году состоялись многопартийные выборы и партия Фрелимо, бывшая долгое время единственной, потеряла монопольную власть над умами и сердцами мозамбикцев, призывы убрать с домов таблички с именами заграничных революционеров стали раздаваться открыто и все настойчивее.

Наконец, в 1998 году на сессии городского совета вопрос был поставлен ребром: имена многих улиц перестали быть «актуальными», современному Мозамбику они не подходят и должны отправиться туда же, куда проследовали их колониальные предшественники, то есть на свалку истории. В принципе, большинство депутатов согласились с тем, что некоторые названия «звучат одиозно». Особенно часто в этой связи поминался великий вождь товарищ Ким Ир Сен. Но, чтобы еще раз не попасть впросак, было решено тщательно все взвесить и обсудить. Некоторым пламенным революционерам с Мапуту пришлось распрощаться. Их место заняли всемирно известная бегунья Лурдеш Мутола, художник Малангатана, президент Чиссано и, конечно, самый знаменитый гражданин Мозамбика футболист Эусебиу да Силва Феррейра.

Но многие остались. Властям хватило ума понять, что переоценка прошлого – вещь заразительная. Стоит только начать, и остановиться будет трудно. Вот и в Мозамбике под сомнение тут же поставили государственную символику. В свое время государственный флаг был срисован со штандарта партии Фрелимо. На полотнище в тесном соседстве размещены звезда, мотыга, книга и автомат Калашникова. Советское оружие и вызвало самые энергичные протесты оппозиции. Как гласит конституция 1990 года, автомат символизирует защиту родины, но после подписания мирных соглашений и превращения повстанческой группировки Ренамо в парламентскую партию, стали нарастать требования убрать с флага АК-47. Поначалу ход дискуссий не давал оснований предположить, что прославленный советский автомат переживет процесс пересмотра конституции, но Фрелимо выигрывала выборы за выборами, и все покушения на герб удалось отбить. Последняя битва, случившаяся в 2005 году, вновь завершилась в пользу Калашникова.

В мою бытность в Мапуту большую часть жителей столицы страсти вокруг символов не слишком занимали. Они жили бедно, вернее, в полной нищете и не обращали большого внимания на политические дебаты. Перья летели в жарких спорах политиков, журналистов, студентов, но не они определяли лицо крестьянской страны. Настоящий Мозамбик жил в провинции, куда мне удалось попасть лишь пару раз.

Выехать за пределы города даже на несколько километров было непросто. Шла партизанская война. Боевики Ренамо подрывали опоры электропередач на ближних подступах к столице, регулярно погружая город в темноту. Вдоль дорог на выезде из Мапуту стояли патрули. Солдаты честно предупреждали: за дальнейший путь ответственности они не несут. Да и не имелось у меня автомобиля. Мне, стажеру ТАСС, он был не положен. Ну и пусть, решил я. Зато появился потрепанный, но исправный велосипед, почти даром купленный на барахолке. Если честно, его было вполне достаточно. Все равно далеко не уедешь. Особенно нравились прогулки по выходным. Машины тревожили редко, город отдыхал, и можно было спокойно колесить куда глаза глядят. Больше всего запала поездка, которая началась с досадной поломки.

Старенький велик, поначалу бодро кативший и по асфальту, и по ухабам, как назло, подвел в самый неподходящий момент. До вершины пологого, но утомительно затяжного подъема оставалось всего ничего, когда в левой педали что-то хрустнуло, и она бессильно повисла. Проехав по инерции несколько метров, велосипед остановился. По обеим сторонам шоссе тянулись ряды типичных для пригородов Мапуту глинобитных домиков с плоскими крышами. Пахло кострами, на которых во дворах африканские хозяйки готовили завтрак. Перед изгородью, составленной из разнокалиберных кусков гофрированного железа, возились в густой красной пыли курчавые ребятишки.

Дорога пустовала, насколько хватало глаз. Надежды на автостоп не было никакой. Пришлось спешиться и отправиться в неблизкий обратный путь на своих двоих. Слегка утешало лишь то, что солнце не успело подняться в зенит, хотя над асфальтом уже зависло легкое облачко марева – предвестник грядущего зноя.

В тот день удача не совсем отвернулась от меня. Не успел я мысленно произнести и половины положенных в таких случаях эпитетов, как за спиной раздался рокот мотора. Меня неспешно нагонял большой грузовик с кузовом, крытым брезентом. Вид этого монстра, без сомнения, хорошо знаком каждому, побывавшему на Черном континенте. Изрытый глубокими вмятинами капот неразличимого из-за толстого слоя грязи цвета, покрытое паутиной трещин лобовое стекло, каким-то чудом не рассыпающееся от толчков на ухабах, смело попирающий законы автомеханики развал колес, испускающая шлейф густого дыма выхлопная труба – вот обязательный набор знаков отличия подобного средства передвижения. Лишь когда грузовик затормозил в ответ на мои отчаянные жесты, мне удалось определить его происхождение. IFA – буквы над решеткой радиатора свидетельствовали, что долгожитель африканских дорог был собран в исчезнувшей с карты мира стране ГДР.

Водитель оказался сговорчивым. Несколько смущала его ироничная, даже ядовитая улыбка, но в тот момент я не был склонен придавать значение подобным пустякам. Оплатив по «обычной таксе» два места, я неторопливо обогнул машину, намереваясь погрузить в кузов злополучный велосипед. Сверху на меня настороженно и внимательно смотрели десятки глаз. Грузовик был битком набит людьми. Только теперь я, наконец, осознал истинный смысл ухмылки водителя и значение слов «обычная такса». Мне предстояла поездка на «шапа-100» – явления, ставшего неотъемлемой частью жизни простого жителя Мапуту.

Загадочным термином «шапа-100» мозамбикцы окрестили многочисленные колымаги, занимавшиеся частным извозом. Потом мне пришлось столкнуться с их аналогами и в Замбии, и в Кении, где, как читатели уже знают, они назывались нгвангвази и матату.

В Мозамбике главная причина появления частников лежала на поверхности. За исключением пары автобусных линий, в Мапуту не существовало общественного транспорта. Эпизодические попытки властей поправить положение беспорядочными закупками машин за рубежом привели скорее к отрицательным результатам. Живым укором одной из таких непродуманных акций служила длинная шеренга новеньких венгерских «Икарусов», безнадежно ржавевших под открытым небом: в Мозамбике не существовало ни квалифицированного обслуживающего персонала, ни запчастей. В условиях, когда интервалы на остановках увеличились до двух часов, пассажирам поневоле пришлось искать альтернативу. И они обрели ее в лице частников. Правда, владельцы «шапа-100» не гарантировали ни комфорта, ни безопасности. Но это меньше всего беспокоило африканцев, привыкших к трудностям и лишениям.