Андрей Поляков - Снег на экваторе

В мусульманском мире нищета на фоне бесцеремонного поведения некоторых западных туристов и хамоватой политики западных стран играют на руку исламским экстремистам. На домах «Каменного города» я не раз встречал грубо намалеванные лозунги в поддержку Фронта освобождения Занзибара, объявившего средством достижения независимости острова вооруженную борьбу. А после того, как полиция дубинками и слезоточивым газом разогнала демонстрацию приверженцев еще одного радикального движения, Общества за исламское сознание, Занзибар потрясла серия взрывов и актов саботажа. Обошлось без жертв, но объекты нападения наглядно показали, против кого бунтует молодежь. Бомбы сработали у домов министров, сгорела католическая церковь. А ведь до печально знаменитой «арабской весны» оставалось еще шесть лет.

Под знаменем ислама действует на острове и солидная оппозиция. Однажды Объединенный гражданский фронт едва не победил на выборах бессменно правящую в Танзании партию Чама Ча Мапиндузи, что в переводе с суахили означает «Революционная партия». В столкновениях, последовавших после голосования, поражение в котором оппозиционеры не признали, погибли больше трех десятков человек.

Как ни парадоксально, невзирая на волнения, Занзибар и поныне остается одним из самых безопасных в мире туристических мест. И в периоды затишья, и в ходе политических баталий там делается все возможное, чтобы никто из иностранных гостей не пострадал. За все время на острове не погиб ни один турист. По узким, кривым, неосвещенным улочкам «Каменного города» можно бродить в любое время суток. Старожилы лишь рекомендуют по возможности не заходить далеко в одиночку и следить за кошельками и сумочками. Это совсем не похоже на Кению, где для белого человека прогулка по городу в ночное время равносильна игре в «русскую рулетку».

Погулять по ночному Занзибару стоит. Когда заходит солнце, и на город падает тьма, на набережной открывается единственный в своем роде ресторан. Под яркими южными звездами горят десятки костров, на которых шипят и сочатся шашлыки из лангустов, рыбы, цыплят, мяса. Тут же на примитивных станках вручную давят освежающий напиток из сока сахарного тростника. Рядом, утопая по колено в низкой воде отлива, бродят ловцы лангустов. Попавшиеся ракообразные незамедлительно доставляются поварам на набережной.

Хлебнув свежевыжатого тростникового сока, я продолжил ночную экскурсию. Издали доносились звуки оркестра. Всхлипы скрипок и флейт сплетались с нежным перезвоном цитры и с непривычными тембрами неведомых арабских и африканских инструментов, отбивал ритм барабан, к небу возносился томный женский голос. Это был таараб – занзибарский музыкальный стиль, популярный на всем восточном побережье континента.

Звуки прилетали из глубины «Каменного города», из какого-то клуба, но найти заведение ночью в лабиринте улочек одному, без провожатого, было нереально. Новичку нелегко ориентироваться в этих хитросплетениях и днем. Я попытался призвать на помощь карту, но она помогла слабо. На ней значилось столько изгибов, поворотов и тупиков, что запутаться и заплутать ничего не стоило.

На помощь пришли прохожие. Они с охотой показали дорогу, и если не с первой и даже не с пятой, то с восьмой подсказки я, наконец, вышел к цели. Попутно удалось полюбоваться на неожиданно возникавшие архитектурные красоты, понаблюдать за уличными сценками.

Как и для всех прибрежных суахилийских городов, для Занзибара понятие древности относительно. Считается, что поселение возникло еще в IX веке, с развитием торговли, но в условиях влажного морского климата постройки, возводимые из извести, главного здесь строительного материала, долго не выдерживали. Так, уже в наши дни, всего за десятилетие, с 1982 по 1992 год в «Каменном городе», состоящем примерно из 1700 зданий, обрушились больше восьми десятков домов. Неудивительно, что городские постройки сравнительно молоды, но для знакомства со стариной это не имеет большого значения. Феномен суахилийских городов состоит в том, что на месте разрушенного дома, на старом фундаменте, вырастает точно такой же новый, по стилю не отличающийся от предшественника.

Еще поразительнее то, что этот узнаваемый, оригинальный, целостный стиль возник как хаотичное нагромождение разных и, на первый взгляд, слабо сочетающихся элементов, позаимствованных из далеко отстоящих друг от друга культур. Часть суахилийских архитектурных черт взята из арабских построек, часть – из индийских, что-то из португальских, а кое-что – из африканских.

Даже знаменитые занзибарские двери не избежали разнородных влияний. Массивные, резные, со сложным кодированным орнаментом, они кажутся бессмертным памятником искусству местных резчиков и исключительным порождением их гения. Но это не совсем так. Некоторые элементы пришли из арабской традиции, например, изречения из Корана, а некоторые – из индийской. К последней относится дугообразная форма верхней части двери и покрывающие ее ряды острых медных зубчиков. В Индии они защищали вход от нападений слонов, а на Занзибаре превратились в стилизованное украшение, которое выглядит так органично, как будто было здесь всегда.

То же можно сказать и о других типичных явлениях, традициях, сторонах жизни Занзибара, без которых ныне его невозможно представить. Исламскую веру архипелаг получил из Аравии, с арабскими купцами, торговавшими вдоль восточного побережья Африки. Первая мечеть на острове появилась в XII веке, а теперь только в «Каменном городе» их больше полусотни. Если сравнить с шестью индуистскими храмами и двумя христианскими церквями, религиозный расклад вырисовывается предельно ясно. Гвоздику, без которой немыслим «остров пряностей», Занзибар получил из Индонезии. Кукуруза, ставшая одним из важнейших продуктов питания бедноты, пришла совсем недавно из Америки. Художественная роспись хной женских рук и ног родом из Индии и Аравии.

Смелое смешение стилей стало неотъемлемой частью жизни. Как старинную занзибарскую забаву начинаешь воспринимать привившуюся на острове тоураду – португальскую корриду, где, в отличие от испанской, быка не убивают. Кажется логичным и то, что только здесь, в этом многонациональном котле, в семье иранских огнепоклонников-зороастрийцев, мог появиться на свет солист рок-группы «Куин» Фредди Меркьюри. Он прожил на Занзибаре первые девять лет жизни, уехал учиться в Индию, а затем в Англию и никогда больше на родину не возвращался. Но не забыл ее. Иначе бы в «Богемской рапсодии» не появился возглас «Бисмилла!» («Слово божье!»), непонятный фанатам группы, но хорошо знакомый каждому занзибарцу как клич сторонников независимости архипелага от Танганьики.