Андрей Поляков - Снег на экваторе

Путешествие по истории древнего Зимбабве удачно продолжилось в маленьком музее, устроенном на полпути между двумя крепостями. Крошечная экспозиция состояла из археологических находок, сделанных при раскопках руин. Там были наконечники копий и мотыг, гонги, проволока и другие местные изделия из железа – металла трудного для обработки, а потому ценимого в те далекие времена не меньше золота. Рядом лежали стеклянные индийские бусы, осколки посуды из Персии и Китая, доказывавшие разнообразные торговые связи. Но на почетном месте, как самые ценные экспонаты, стояли восемь статуэток существа, украшающего герб современного государства и прозванного «птица Зимбабве».

Семь скульптурок, выполненных из податливого мыльного камня, сохранились полностью, одна – частично. Несмотря на немалое количество скульптур и изображений, точно определить происхождение и значение птицы тоже пока не удается. Вокруг этого легендарного создания продолжаются ожесточенные споры. Часть исследователей узнают в скульптурах, достигающих в высоту почти полметра, стилизованное изображение широко распространенного на юге Африки речного орла, в эпоху Великого Зимбабве бывшего символом монаршей власти. Другие склоняются к тому, что в действительности статуэтки вообще не имеют отношения к пернатым, а представляют собой фигуру какого-то популярного прежде, но ныне основательно забытого мифологического персонажа.

Сходятся ученые между собой только в одном – в трактовке происхождения самого названия Зимбабве. Все ссылаются на словосочетания дзимба дза мабве («дома из камня») и дзимба войе («почитаемые дома»), которые имеются в языке крупнейшей народности страны шона, и поныне населяющей территорию древнего государства. Но и такой консенсус достигнут недавно.

С тех пор как в конце XIX века европейский охотник случайно наткнулся на руины Великого Зимбабве, древний город постоянно пребывал в эпицентре яростных споров, причем не только академических. В период господства англичан преобладала точка зрения, в соответствии с которой величественные строения не считались плодом знаний и труда шона. Колонизаторы не хотели верить в то, что африканцы сумели самостоятельно возвести сооружения, не имеющие на Африканском континенте равных, за исключением египетских пирамид. В противном случае им пришлось бы признать пренеприятнейший факт. Получалось, что «несчастные дикари», ради приобщения которых к плодам просвещения, подданные Ее Величества Виктории якобы и захватили страну, имели собственную самобытную цивилизацию и богатую древнюю историю. А раз так, то жители Южной Родезии в колонизации не нуждаются и вполне способны обходиться своим умом.

Кого только не притягивали за уши, чтобы обойти неприятную правду. В претендентах на титул творцов Великого Зимбабве побывали мифические пеласги и реальные египтяне, а заодно финикийцы и греки, римляне и арабы. Самые либеральные колонизаторы стыдливо предлагали признать авторство африканцев, но с поправкой на «теорию стимуляторов». Ее суть состояла в том, что шона возвели крепости под влиянием других, более цивилизованных народов с кожей посветлее и более тонкими чертами лица. То есть, опять же, арабов. Тех самых, что с начала нашей эры плавали вдоль восточноафриканского побережья и, смешиваясь с чернокожим населением, положили начало культуре суахили.

Когда в 1965 году режим белого меньшинства Яна Смита в одностороннем порядке объявил о независимости от Великобритании, чтобы не допустить передачи власти Лондоном чернокожему большинству, вопрос о происхождении Великого Зимбабве стал еще острее. Белые историки-расисты на полном серьезе доказывали, что руины – останки одной из опорных крепостей ветхозаветной царицы Савской. Гарнизон, по их мнению, занимался сбором податей в виде слоновой кости и золота, которые переправлялись на север континента, приумножая и без того несметные богатства метрополии. Поверить в существование в XX веке такой, с позволения сказать, науки было бы невозможно, если бы не официальный путеводитель родезийских времен, который я увидел в одном из музеев Хараре после возвращения из Масвинго. На обложке на фоне стен Великого Зимбабве красовалась женщина, одетая в древнеегипетском стиле. Перед ней на коленях сидел чернокожий раб, почтительно протягивавший ей увесистый слиток золота.

Белиберда такого рода издавалась при активной поддержке правившего режима белого меньшинства. Вместе с тем серьезные, объективные публикации запрещались. К концу 1960-х годов любому непредвзятому ученому было ясно, что Великое Зимбабве целиком и полностью – создание африканцев. Это подтверждали раскопки, в этом убеждал даже внимательный внешний осмотр. Так, разница в толщине и качестве кладки стен нижней крепости легко объяснялась тем, что строители, по мере продвижения вперед, накапливали опыт, все больше совершенствовали свое искусство и оттачивали мастерство. Это особенно очевидно при сравнении начала эллипсовидной стены, сложенной из грубо обработанных, плохо пригнанных разнокалиберных камней с дальнейшей образцовой кладкой, где в щель между гладко отесанными кирпичами одинакового размера нельзя просунуть лезвие перочинного ножа.

В ходе строительства, продолжавшегося сотни лет, были открыты простые и элегантные способы того, как можно украсить стены орнаментом. Оригинальные ступеньки и вовсе ни на что не похожи. Таких действительно больше нет нигде. Глядя на них, невозможно не согласиться с теми, кто считает Великое Зимбабве порождением местного строительного опыта.

Расистские воззрения, безраздельно господствовавшие полтора десятилетия, пока правил режим Яна Смита, несостоятельны еще и потому, что Великое Зимбабве было не единственным подобным сооружением. И к востоку, и к югу, и к северу от него располагались десятки похожих «укрепрайонов». Данный выделялся лишь масштабами и хорошей сохранностью.

Что касается пресловутой царицы Савской, то эта бредовая идея не выдержала первого же серьезного испытания. Лабораторный анализ показал, что Великое Зимбабве возводилось через тысячу с лишним лет после царствования легендарной правительницы. Но, как заявил в 1969 году на заседании белого парламента некий полковник Хартли, депутат от провинции Виктория, «иной раз историков не грех и подправить». Строжайшая цензура привела к тому, что ведущие ученые стали покидать страну. В их числе был и Питер Гарлейк, старший инспектор исторических памятников Южной Родезии и крупнейший исследователь Великого Зимбабве.

После провозглашения в 1980 году независимости Гарлейк вернулся на родину. Теперь у него были все возможности опубликовать результаты многолетних изысканий. Но он подвергся критике с другой стороны.