Марина Москвина - Изголовье из травы

А Лёня сидел на крылечке и слушал эту нашу песнь.

– Башню, – говорит он, – сносило – только так!..

Потом мы падали ниц и вставали раз, наверное, восемь или девять. Я тоже со всеми падала ниц, и даже не заволновалась, что в какой-то момент упаду и не встану. Мы возблагодарили всех будд, ушедших в нирвану, поблагодарили друг друга, поклонились монаху с палкой. И вышли, найдя Лёню на крыльце… в глубоком покое и блаженстве. Сознание его открылось, и он обрел высшее понимание. Вселенная не вмещала его, привязанности отпали, рождение и смерть более не имели над ним власти.

В честь этого события Мацунами-сан устроил нам с Лёней чайную церемонию в своем саду – принес глиняный чайник, чашки. И мы блаженно сидели, попивали великолепный зеленый чай из его удивительных чашек.

Я уже знала, что чашке в Японии гость всячески выказывает трепетное почтение, тем более в дзэнских монастырях, где, собственно, и зародилась чайная церемония. В шестом веке в Китае чай начали пить монахи, чтобы взбодриться во время медитации. А постепенно сам этот процесс они превратили в медитацию, где переплелось искусство сада, каллиграфии, монохромной живописи, керамики и составления букетов.

– Я сам создал этот сад! – сказал Мацунами-сан, с гордостью оглядывая зеленую лужайку – травиночка к травинке, подстриженные кусты цветущих азалий, карликовую сосну с одной выдающейся ветвью, а остальными заботливо подрезанными, что устремило это приземистое создание ввысь.

Около громадного валуна он оставил один колокольчик.

Тут я заподозрила, что чашки он тоже сделал сам. Во всяком случае, они лепились из пористой красноватой глины руками, как скульптуры, а не на гончарном круге. И все три разные.

Единственным их украшением была запекшаяся в виде глазури зола и бесформенные темные пятна, которые случайно получились при обжиге. Край чашки – утолщенный, слегка неровный, немного загнутый внутрь, и даже чуть-чуть в одном месте разошелся при обжиге.

Вообще, дзэнские мастера славятся чайной утварью. Сохранилось множество чашек и чайниц, бамбуковых ложечек разных стилей, веничков для сбивания чая в пену, железных котелков, объявленных ценнейшими национальными сокровищами. Вечно их разыскивали, выменивали, покупали за немереные деньги.

В старину подвиги выдающихся полководцев обычно награждались феодальными поместьями, но, случалось, что героев одаривали вместо поместий бесценными ящиком для чая или чашкой.

Сделанная руками пробужденного человека, чайная утварь становилась вестником запредельного. А чайная церемония, которую он проводил, – ритуалом очищения и отрешения от мира.

Если по серьезному подходить к этому вопросу, это целое действо в специально отведенном чайном домике, длящееся часа четыре, оно призвано раскрывать сердца людей, наполнять радостью и печалью, восторгом пережитой красоты и болью безвозвратности мгновенья.

Зря Леня говорит:

– Главное, не жалеть заварки, вот вам и вся чайная церемония!

Пьеса разыгрывается по нотам. Гости проходят садом, по специальной тропинке. Говорят, не существует похоронной процессии, которая была бы более молчаливой, чем эта процессия гостей в состоянии общения с природой и душевного покоя. Как перед входом в храм, совершают они омовение рук, полощут рот, – короче, настраиваются.

Сам чайный домик обычно скрыт в бамбуковых зарослях или в тени вековых деревьев на берегу озера, напоминая приют отшельника. Его делают из неотесанных досок или бамбука, соломенная крыша, глинобитные стены, дом продолжает собою сад.

В домик ведет не дверь, а лаз. Неважно, какой у тебя ранг и чин, ты должен нагнуться, чтобы перешагнуть порог чайной комнаты, как говорили, «оставить меч за порогом». (А меч самураи даже во время сна клали себе под подушку!)

Вот гости входят, усаживаются лицом к хозяину – внутри ничего лишнего, вообще ничего – кроме очага и углубления в стене, где вы будете сражены наповал уникальнейшей вазой с цветком и каллиграфическим свитком.

В строгой очередности вносится утварь. Сосуд с чистой водой, закрытый лаковой крышкой, затем – чашка, веничек и ложка, потом чайница.

Даже если чашки приходится покупать на рынке, то их сначала разбивают, а потом склеивают заново, для того, чтобы чашка стала особенной и неповторимой, похожей чашки уже нигде не найдется.

Вот начинается разведение огня в очаге, символическое очищение утвари шелковым платком невиданной красоты и дороговизны.

Вода для приготовления чая используется только родниковая. Самая лучшая вода издавна считается в Киото. В старые времена ее везли в Эдо по древней дороге Токайдо в паланкинах.

Вода кипятится на углях из сакуры. В молчании сидят гости и слушают «шум ветра в сосновом лесу», так называют японцы клокотание воды в котелке, на дне которого металлические пластинки издают мелодичные звуки.

Когда вода в котелке закипает, длинной бамбуковой ложечкой хозяин достает из чайницы растертый в порошок зеленый чай и, залив его водой, взбивает веничком в пену. Теперь многое будет зависеть от быстроты движения веничка и длительности взбивания.

Чашка церемонно подносится гостю, тот ее церемонно принимает и выпивает чай в три глотка. Чашка подается той стороной, на которой изображен рисунок.

Если заваривается густой чай – по цвету и плотности он похож на суп из шпината, – тогда одна чашка идет по кругу. Первый гость делает глубокий поклон, после первого глотка выражает одобрение хозяину по поводу превосходного вкуса и неторопливо, делая еще два глотка, передает чашку второму гостю, второй, сделав свои три глотка – третьему…

Передавая чашку, каждый тщательно протирает бумагой край. Последний гость опять отдает главному, и тот просит разрешения у хозяина поближе ее рассмотреть.

Чашке может быть лет четыреста, а то и больше, из нее пил прадедушка, дедушка, папа, жизнь нескольких поколений промелькнула, как тень легкого облачка. Гость наслаждается ее формой, цветом, фактурой, поражается красотой ее внутренней поверхности, а затем восхищается дном. Все рассматривают ящичек для чая и особую гордость хозяина – бамбуковую ложку.

Пусть ящичек треснутый и несколько раз починенный, так же как и сама чашка для чая. Это вселяет в хозяина еще большую гордость за их обладание. Он будет жутко разочарован и огорчен, если никто к этим сокровищам не проявит интереса. А так – довольный и счастливый, он отвечает на все вопросы, и даже дает историческую справку о прежних хозяевах столь несравненной утвари.

Может сложиться впечатление – это некий «птичий танец», журавлиные обряды, однако весьма почитаемый в средневековой Японии мастер чая Сэн-но-Рикю говорил, что чайная церемония открывает просветленное сердце, а не демонстрирует виртуозное искусство перформанса.