Сергей Безбородов - На краю света

Соболев.Откуда дул ветер, не можете сказать?

Шорохов.Идя на посадку, я ошибся в направлении ветра и садился не в лоб против ветра, а под углом к нему.

Руденко.Поэтому самолет и опрокинулся?

Шорохов.Самолет опрокинулся потому, что левая лыжа наскочила на заструг. Ветер тоже сыграл тут свою роль. Если бы я садился правильно против ветра, — может быть, капота и не было бы. Прежде чем машина опрокинулась, я успел остановить мотор и выскочить из кабины. Дул очень сильный ветер. Первым делом я вынул карту и попытался ориентироваться.

Руденко.Разве у вас была с собой карта архипелага?

Шорохов.Была.

Руденко.А какая же карта находится в самолетном ящике, в ангаре?

Шорохов.Это какая-нибудь другая карта. Надо спросить борт-механика.

Руденко.Ваш борт-механик уже заявил, что это и есть ваша лётная карта и что вы, таким образом, летали без карты. Вы принесли с собой карту, о которой говорите?

Шорохов.Нет. Когда я развернул ее, чтобы попробовать ориентироваться, порыв ветра вырвал ее у меня из рук и унес. Я не побежал за ней, боясь заплутаться на леднике в тумане.

Руденко.Значит, вы спокойно дали ветру унести свою карту, сознавая, что тем самым падают ваши шансы на спасение? Ведь вы даже еще не успели определить, где именно вы находитесь.

Шорохов.Я не рискнул отойти от самолета в туман и метель. Весь день 17-го погода была такая, что я все время сидел внутри самолета или ходил вокруг него, чтобы согреться. К ночи я разобрал перегородку внутри фюзеляжа и смог даже лечь, забравшись внутрь самолета, как в нору. Было очень холодно, и я почти не спал. Весь день 18-го туман и поземок не прекращались, и я то дремал, то ходил, чтобы согреться. 19-го вдруг немного стихло и прояснилось. Примерно в километре от самолета я увидел высокий черный гурий. Зная, что в гурии может быть спрятано какое-нибудь продовольствие и записка с указанием его местоположения, я пошел к нему. Гурий стоял на очень высокой базальтовой скале, отвесно обрывающейся к морю. Руками я принялся разбирать камни и копать снег и вдруг нашел банку консервов. Тут опять поднялся ветер, стало темнеть, и я, захватив банку, вернулся к самолету. В банке оказались рыбные консервы. Я принялся есть их. Весь день 20-го я пробыл около самолета. Никуда нельзя было итти, так как видимость была очень плохая. Наконец в ночь на сегодня, — я думаю, это было часа в четыре ночи (часы у меня стали), — рассеялся туман, ветер стих, и я решил попробовать дойти до зимовки. Сняв с самолета компас и захватив молоток, я пошел по леднику.

Руденко.В каком направлении?

Шорохов.На зюд-вест.

Руденко.Почему на зюд-вест?

Шорохов.Зимовка, по-моему, была именно в этом направлении.

Соболев.Была ли перед полетом устранена девиация компаса?

Шорохов.Нет, этого сделано еще не было. Я не успел это сделать.

Соболев.Известна ли вам величина склонения магнитной стрелки компаса для этих широт?

Шорохов.Нет, не известна.

Соболев.Какую же пользу в таком случае мог принести вам компас?

Шорохов.Вот дошел же, — значит, польза была.

Руденко.Значит, вы считаете, что дошли до зимовки совершенно сознательно, а не случайно вышли именно в этом месте?

Шорохов.Конечно, не случайно.

Руденко.Значит, вы сможете указать нам на карте, как именно вы шли через ледники и где находится самолет?

Шорохов.Мне надо еще подумать. Я шел не прямо, а поворачивая то вправо, то влево. Потом я шел по луне.

Соболев.Это не очень правдоподобно. Как же вы могли определить свой курс по положению луны на небесном своде, если у вас остановились часы и не было никаких астрономических пособий?

Шорохов.Вы что же — ловить меня собираетесь?

Руденко.Нет, мы стараемся как можно подробнее восстановить все обстоятельства вашего полета и аварии. Что вы можете ответить на вопрос Соболева?

Шорохов.Ничего не могу ответить. Если желаете, считайте, что я пришел случайно. Как вам угодно, так и считайте. А я буду говорить так, как было. Значит, сначала я шел на зюд-вест. Часа четыре или пять я шел так. Потом слева я увидел какую-то черную точку. Я пошел к ней. Шел очень долго. Когда дошел, увидел, что это торчит из ледника вершина какой-то скалы. Я отдохнул, доел рыбные консервы. Я очень устал и замерз. Тут я сообразил, что в компасе налит чистый винный спирт, который мог бы меня подкрепить и согреть. Я отвинтил пробку, выпил несколько глотков спирта и пошел дальше. Так я дошел еще до какой-то скалы и от нее снова повернул направо. Шел часа три, четыре. Ледник кончился. Передо мной был какой-то пролив и скала. Я спустился с ледника. Местность была мне совершенно незнакома. Я уже думал, что вышел куда-то по другую сторону острова и что зимовки мне уже не найти. Тут я еще выпил спирта. Решил итти до последних сил. Вдруг я увидел на снегу старую песцовую ловушку. Конечно, я очень обрадовался. Значит, где-то близко зимовка. Я обошел скалу и вдруг увидел, что я нахожусь около Рубини. Я обошел Рубини и вышел в бухту. Тут уж я сразу заметил на берегу дома зимовки. Я так устал и обессилел, что лег на снег. Меня тоже, оказывается, разглядели, и скоро ко мне подбежали зимовщики с нартами. Вот и все.

Руденко.В каком положении вы оставили самолет?

Шорохов.Самолет лежит лыжами кверху. Винт сломан. Повреждена правая плоскость, нервюры и элероны. Своими силами, без доставки с Большой Земли запасных частей, думаю, отремонтировать его не удастся.

Руденко.А мотор?

Шорохов.Мотор совершенно цел, в полной исправности.

Руденко.Значит, вы не можете точно сказать, где именно находится ваш самолет?

Шорохов.Нет. Сейчас не могу. Мне надо подумать, посмотреть по карте, сообразить.

Руденко.Есть ли у вас какие-нибудь заявления, которыми вы считаете нужным дополнить этот протокол?

Шорохов.Я хотел бы отметить, что ко мне никого не допускают, будто я какой-нибудь преступник.

Руденко.Это все?

Шорохов.Все.

— Так, — сказал Наумыч. — Теперь прочти все с начала до конца, — обратился он ко мне.

Я прочел.

Наумыч передал исписанные мною листки Шорохову, и тот написал внизу:

«Правильность заданных мне вопросов, а также и моих ответов на них подтверждаю. Летчик Шорохов ».

А еще ниже, под этой припиской расписались и мы:

Начальник Научно-исследовательской базы на Земле Франца-Иосифа доктор Платон Руденко.

Старший аэролог Соболев.