Георгий Астахов - Бамбуковый меч

Автор этой книги — Георгий Астахов ряд лет посвятил изучению истории языка, литературы нашего дальневосточного соседа — Японии.

Материалы Георгия Астахова дают живую панораму сегодняшней жизни Японии, позволяют увидеть страну и в крупном историческом плане, и в житейских подробностях, в противоборстве политических страстей, выявляют в какой–то мере социальный, исторический смысл происходящего.

Автор глубинными фактами японской действительности обнажает язвы и жестокие нравы буржуазного общества с его античеловеческими нормами и жесточайшей эксплуатацией трудящихся масс.

В книге показано, как правящие круги Японии под давлением империализма США осуществляют курс на милитаризацию, на усиление международной напряженности.

Известно, что Япония — государство, граничащее с СССР. Это обстоятельство не может не вызвать к очеркам Г. Астахова интереса читателей, особенно пограничников. Книга, несомненно, расширит их познания о сопредельной стране, поможет лучше осознать свой долг по надежной охране государственной границы.

Закусочная, приютившаяся на углу тихой улицы, была сумрачна и тесна. Под запыленным стеклом маленькой витрины блестели пластмассовые китайские пельмени, коричневый соевый суп с твердыми ракушками и длинная, тонкая лапша. На самой верхней стеклянной полке возлежала пузатая рыба в соусе. Рыба была дорогой, ее вряд ли заказывали часто, и она красовалась больше для придания солидности заведению…

Раздвинув шаткие двери, я пробрался между тесно расставленными стульями и сел за свободный стол.

Рядом сидел усталый человек лет двадцати и рассказывал что–то своему соседу. Тот рассеянно слушал, сонно прищурив глаза. Лишь отдельные слова долетали до слуха:

— Да вот, занимались "арбайто" (арбайт (немецк.) — работа.), недавно возвратились… Всего пятьдесят тысяч иен… За квартиру надо заплатить…

Оба собеседника, истинные японцы, не забывали поминутно кивать головами: говоривший — словно подтверждая этим правоту слов, а слушавший — в знак заранее готового согласия со всем, что будет сказано.

На головах приятелей красовались огромные голубые панамки, какие надевают на младенцев. Перед каждым стояла глубокая чашка, полная дымящейся лапши.

В закусочную то и дело входили новые посетители. С грохотом раздвигая стулья, к столам протискивались плотные здоровяки, а с другого края неслышно подсаживались хилые, измученные зубрежкой студенты. Казалось, присутствовавших объединяла лишь лапша, которую они ели. Кто–то заказывал ее с мандаринами, кто–то — с коричневой соевой жидкостью, а кто–то и с острым индийским соусом карри, но никто не останавливал свой выбор на мясе…

— Чего изволите? — раздался над ухом тихий, почтительный, но очень знакомый голос… Я поднял глаза и обомлел. Передо мной в угодливой позе стоял Уда, бог и гроза каратэистов. Сэмпая (сэмпай — бог) каратэ словно подменили: его мощные плечи опущены, в глазах не играет искра превосходства…

— Ты что же, бросил университет?..

— Наоборот, я работаю здесь для того, чтобы меня не выгнали из университета: ведь учеба стоит немалых денег. Во время каникул так подрабатывают многие студенты…

В темном углу маленького зала томилось от безделья несколько официантов. Одетые в дешевые длиннополые пиджаки и чистые белые рубашки, они ничем не отличались от Уды: такие же короткие, по–солдатски стриженые волосы, такой же потухший взгляд… Неожиданно громко щелкнула дверь, ведущая в кухню, и на середину вышла аккуратная девушка в черной юбке и громко объявила:

— Арбайто но Уда–сан! Дэнва дэс! Господин Уда, нанятый временно, вас вызывают к телефону…

Лицо девушки было холодным и неприступным. Казалось, откажись Уда повиноваться ей, и она превратит его в лед…

Уда напряженно поклонился, тихо произнес: "Прошу прощения!" — и убежал…

Слова секретарши звучали странно–унизительно: в самом деле, стоило ли подчеркивать, что Уда — лишь временный гость в недружной компании официантов?..

Вскоре Уда возвратился, держа в руках маленький поднос, полный чашек с новой лапшой. Осторожно пробираясь между столами, он снимал чашки с подноса и ставил перед гостями, слегка кланяясь.

— Спасибо, бой–сан (бой–сан — господин мальчик), — уважительно говорили ему люди.

Его походка была угодливой и торопливой, а глаза прищурены — и это придавало лицу такое выражение, словно он удивлялся тому, что никто здесь не знает, как грозен он на самом деле…

Поднос тускло блеснул, опустев, и Уда прижал его к груди.

— Рабочий день кончился, — шепнул он, проходя мимо, — не хочешь ли зайти ко мне в гости?..

Я ждал Уду у закусочной. На душе не было радости: Томили смущение и чувство неловкости. Скрипнула дверь, и на жаркую улицу выбежал Уда в неизменных бархатных брючках и майке с номером на спине. Лицо его было усталым.

— Сегодня мы с тобой вступили в новые отношения заказчика и слуги, — усмехнулся он. — Но ведь никому не стыдно зарабатывать деньги: жизнь есть жизнь… Знакомо ли тебе слово "арбайто"? Пришедшее из немецкого языка, где оно обозначало любую работу, слово приобрело у нас иной смысл: временный заработок. Чаще всего его стремятся получить студенты, и поэтому слово "арбайто" стало символом студенческой жизни.

— Что греха таить, — продолжал Уда, — хозяева охотно принимают нас на временную работу. — Нам не положены ни пособия при несчастных случаях, ни дополнительные выплаты при увольнении, ни бонусы — денежные наградные, которые выдают на фирмах раз в полгода, ни пенсии…

Уда замедлил шаг и низко поклонился маленькому старичку, шедшему навстречу. Тот ласково кивнул в ответ.

— Научно–технический прогресс не затронул традиционных общественных устоев, — продолжал Уда. — Поступив в японскую фирму, человек не просто нанимается на работу. Обычай на всю жизнь привязывает его к ней, как некогда бывало с самураем, влившимся в клан феодального князя… Как бы мала — или велика — ни была фирма, она безраздельно присваивает будущую судьбу новичка. Если он изменит ей или захочет перейти на другую работу, его сочтут чужаком и ненадежным человеком, оттолкнувшим пригревшую его руку. Только в своей первоначальной фирме человек может рассчитывать на продвижение. Поэтому так усердны наши чиновники…