Жан-Кристоф Руфин - Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь [litres]

На противоположной стороне перевала Путь спускается вниз, и ветряные электростанции оказываются у тебя за спиной, отчего ты мгновенно испытываешь облегчение. Ничто не отличает синеватые дали на горизонте от природы, которая окружает тебя, за исключением того, что дали называются Галисия.

Поднимаясь на перевал, я заметил впереди, на расстоянии двухсот или трехсот метров, другого паломника. Мы шли одинаковым темпом, и расстояние между нами не изменялось. Но во время спуска остановился. Скоро я оказался рядом с ним. Это был испанец лет пятидесяти, судя по внешности – административный работник. На нем были очки в черепаховой оправе, рубашка марки «Лакост» и туфли из джинсовой ткани. Он ждал меня у дороги на месте, которое, как мне казалось, ничем особым не отличалось от других. Но он показал пальцем на черту, проведенную по земле; я увидел, что черта начинается от бетонного колышка, вбитого в землю на обочине.

– Галисия! – объявил мой собеседник с огнем во взгляде.

Он стоял как раз перед линией. Когда я подошел к нему, он протянул мне руку. Я пожал ее, но она была протянута не для приветствия. Он, как мог, объяснил мне, что мы должны держать друг друга за руки и перейти линию вместе. Тогда мы встали лицом к крошечной границе, рука в руке, перепрыгнули ее одновременно и так вступили на землю святого Иакова. Оказавшись на другой стороне, испанец радостно обнял меня, словно при посвящении, и продолжил свой путь. Больше я его никогда не видел.

Зато ниже перевала меня ждала неожиданная приятная встреча. В доме из сухого камня находился маленький бар для паломников. На прилавке громоздилась целая куча всевозможных сувениров – пивные кружки, вымпелы, почтовые открытки. Каждый раз, когда хозяин пробивал чек на продовольственный заказ, громко звонил прикрепленный к кассе колокольчик.

Этот склон был в тени, поэтому ветер здесь продувал ледяной, и я, чтобы согреться, вошел в бар. Там я увидел Марику и бельгийца, которые поглощали бутерброды. Мы обнялись, возобновили нашу дружбу, и через секунду я сидел с ними за столиком, а они рассказывали мне, как прошли последние этапы.

Хосе и Рамон исчезли. Хосе сошел с Пути из-за болей в колене, на которые жаловался с самого начала похода. А Рамон, несмотря на свои славные воспоминания, отстал от них. Марика с неосознанным равнодушием, характерным для паломников, достигших буддийского состояния, проявила полное безучастие к катастрофе, постигшей ее рыцаря. Я хорошо представлял себе отчаяние Рамона, когда со всей очевидностью стала ясна жестокая правда: все, что он рассказывал, были только басни и похвальбы. Его толстый живот, маленькие ножки и короткое дыхание оказались сильней большой любви, которую пробудила в нем прекрасная молдаванка. Если он и оставался еще на Пути, то чувствовал себя таким же беспомощным, как перевернутый на спину жук. Он раздражал меня, и поэтому я смеялся над ним, но теперь искренне жалел его и понимал, сколько страдания было в его болтовне.

Красавица и ее молодой спутник, безучастные и к этой драме, и ко всему остальному, излечившиеся от иллюзий и освобожденные от колдовских чар реальности, продолжали свой путь с новой радостью от того, что находятся в Галисии.

Мы много времени провели в ласковом тепле бара, рассказывая друг другу о том, что случилось с нами на Пути с тех пор, как потеряли друг друга из вида. Когда я рассказал о Ральфе, они со смехом сообщили мне, что много раз встречали его. Последняя встреча была этим утром, но они разминулись у входа в кафе.

– Но тогда получается, что он впереди нас?! – воскликнул я.

– Да, со своим кумом Гюнтером.

У этого чертова паломника явно был какой-то секрет. Те, кто видел, как Ральф, потерявшись в лесу и явно не в силах идти дальше, ковылял, вцепившись в посох, с трудом может поверить, что он мог догнать молодых ходоков, находящихся в хорошей форме, и даже обогнать их. Можно ли объяснить это преображение одним пивом?

В конце утра мы снова отправились в дорогу. Бледное солнце теперь поднялось над гребнями гор и немного ослабляло действие северного ветра.

Путь пролегал по суровым и безлюдным возвышенностям Галисии. Молодой бельгиец рассказывал нам, как шел по своей стране и по Франции в тех местах, где паломники – редкость. Его повсюду принимали с сердечностью, которую он не ожидал встретить сейчас, в начале XXI века. Деревенские жители дарили ему фрукты и яйца и просили помолиться за них в Компостеле. В эпоху телевидения и Интернета паломник продолжает воплощать собой движение идей и людей. Грязь, которая прилипает к его башмакам, и пот, смачивающий его рубашку, доказывают, что ему можно верить. Когда речь идет о том, чтобы вручить частицу своей души и вверить себя невидимым силам, которые управляют миром и нашей собственной судьбой, паломник остается единственным, кому можно довериться.

Этот молодой человек нес в рюкзаке множество вещей, которые ему дали в обмен на его будущие молитвы. Он, кажется, совершенно не верил в силу этих молитв и относился к религии с иронией и скептицизмом. Однако он не расставался с этими обетными дарами и собирался честно исполнить свои обязанности посланца. В соборе Святого Иакова он зажжет столько свечей, сколько его просили зажечь, и поставит перед ними иконы, фотографии или записки, с помощью которых святой сможет узнать намерения своих почитателей. Рюкзак бельгийца весил, должно быть, килограммов восемнадцать, хотя его собственных вещей там было очень мало. После двух с половиной месяцев странствия у него за плечами была не сума паломника, а скорее мешок Деда Мороза.

Вдоль дорог Верхней Галисии постройки встречаются редко. Они сложены из сухого камня, а их крыши – из поросшего мхом плитняка. Даже заборы в полях сделаны из больших камней, поставленных вертикально и вкопанных в землю так, что получаются настоящие стены. Эти архаические и грубые каменные ограды напоминают о далеких временах первых земледельцев. Пешему страннику кажется, что он перенесся в прошлое, которое было раньше Христа и святых, даже раньше Античности – в доисторическую эпоху. Несколько христианских символов сумели проложить себе путь в эти отдаленные края, но и они укрываются под такими же нагромождениями камней. Мы прошли мимо многих придорожных алтарей. В них обычные предметы культа Богородицы, цветы в вазе и свечи, которые освещают красное нутро алтаря приглушенным светом, были защищены, словно грубой кожей, толстой крышей из сухого камня.

На каком-то перевале в складке горы мы увидели остатки старинной гостиницы для паломников. Развалины не были кучей щебня, как на обходном пути, который мне указала бакалейщица. Сохранились высокие стены, по которым можно было определить расположение комнат здания. Построенные без единой капли раствора, стены были сложены штабелями из базальтовых глыб. Их рыжий цвет подчеркивал суровость края, продуваемого ледяным ветром. Но это было веселое место: мы встретили группу испанцев, которые смеялись и фотографировали друг друга среди руин. Все они, мужчины и женщины, были загорелые, в одежде из мягких ярких тканей. Мы продолжили путь вместе. Они рассказали, что живут на Канарских островах, а вышли в путь из Овьедо и что этот сильный холод – именно то, для чего они приехали сюда: им хотелось забыть жару своих островов, от которой тело становится мягким.