Сьюзен Флетчер - Путешествие белой медведицы

Гонец сказал стражнику несколько слов на местном наречии.

Стражник отступил в сторону.

Смотритель дал мне знак, чтобы я подождал за дверью в небольшой приёмной, отделанной камнем. Он ещё раз указал на мои ботинки, беззвучно умоляя меня стереть оставшуюся грязь. Затем он нырнул в арку вслед за гонцом и поднялся по винтовой лестнице.

Я остался один.

У стены стояла узкая каменная скамья, но волнение не позволяло мне сесть. Я ещё раз протёр ботинки и отряхнул мантию, не добившись особого успеха — только запачкал руки, а затем начал мерить шагами тесную комнату, как делала раньше медведица в своей клетке.

Я в королевских покоях. Может быть, прямо сейчас смотритель излагает перед королём Генрихом мою — мою! — идею. А медведица… может быть, для неё ещё не всё потеряно.

Рассмотрит ли король моё предложение? Разрешит ли он попробовать?

За дверью началась какая-то суматоха: разговоры, шаги… раздался голос норвежского посланника, он почти кричал: явно торопился и пытался отдышаться после быстрой ходьбы. Судя по всему, он был очень раздосадован. Ворвавшись в приёмную, посланник бросил на меня гневный взгляд и взбежал по винтовой лестнице в сопровождении двух советников.

Я опустился на скамью. Если король прислушается к его мнению, мой план обречён. Я посидел немного, но потом меня снова охватила знакомая лихорадка: руки и ноги зудели от желания сбежать, и я снова начал беспокойно мерить комнату шагами.

Через некоторое время кто-то вышел на лестницу. Из арки показался смотритель. Он вытащил из моих волос соломинку, потёр пятно на мантии, а затем жестом велел мне развернуться, отряхнул пыль с моей спины, снял ещё несколько соломинок и, нахмурившись, осмотрел меня, когда я снова повернулся к нему лицом. Затем он призвал следовать за ним на лестницу.

Ноги не слушались меня. Смотритель обернулся и сказал что-то на удивление ласковым тоном. Я, естественно, не понял его слов — кроме одного, которому научил меня доктор: le roi.

Король.

Я последовал за смотрителем вверх по ступеням. Казалось, моё сердце увеличилось в несколько раз и готово было пробить грудную клетку; волнами накатывал озноб, будто я шёл вброд по ледяной реке. Послышались голоса — сначала тихо, на каменной лестнице, потом чуть громче — наверху.

Тёмный коридор.

Сияющая арка впереди.

Смотритель остановился и, положив руки на мои плечи, посмотрел мне прямо в глаза. Я не мог понять, что значит этот взгляд: в нём смешалось слишком много противоречивых чувств. Надежда и сожаление. Спокойствие и страх.

Наконец он развернулся, и мы пошли дальше по коридору.

Двое стражников, охранявших арку, отступили в сторону, пропуская нас. Я шёл по пятам за смотрителем и повторял его действия: опустился на колени и снял шапку. Вошёл, когда услышал разрешение, и зашагал по просторной каменной зале.

Я не сразу увидел короля. Прямо передо мной располагалось большое окно, из которого лился ослепляющий солнечный свет. По левую руку от меня расстилались цветные тени витражных окон, а по правую — пылал огромный камин, по обе стороны которого висели пёстрые гобелены. В углу стояла небольшая группа людей. Вокруг них ярко горели свечи в канделябрах, а за их спинами я увидел высокий белый трон… и короля, облачённого в золото и пурпур.

Мы направились к нему. Смотритель снова опустился на колени, когда мы подошли совсем близко. Я последовал его примеру. Король жестом повелел нам встать; пламя свечей всколыхнулось и разгорелось ещё ярче.

Я помнил, как он выглядит, с первой нашей встречи: русые волосы, золотой венец; один глаз полуприкрыт. Король внимательно изучал меня взглядом, и я не знал, как себя вести: смотреть ему прямо в глаза или опустить голову. Поэтому я решил сосредоточиться на роскошной ткани его одеяния; это был плотный бархат рубинового оттенка. Я ощутил запах пчелиного воска, пота и дыма.

Король заговорил на французском, и, хотя я не мог понять смысла его слов, я чётко различил своё имя. Норвежский посланник с лошадиным лицом выступил вперёд, отделившись от группы людей, и улыбнулся мне неискренней улыбкой.

— Его Величество говорит, до него дошли слухи, что медведица позволяет тебе находиться рядом с ней в клетке, — обратился он ко мне на норвежском. — Его Величество желает знать, почему и опасна ли медведица.

Что тут ответишь? Почему медведица подпускала меня к себе? Я и сам не знал.

— Ваше Величество, я могу лишь предполагать…

Посланник оборвал меня на полуслове.

— Опасна ли медведица? — повторил он.

Опасность? Конечно, да! Но если король решит, что она слишком опасна, он точно не разрешит выпускать её из клетки.

— Для некоторых людей, — уклончиво ответил я. — Но только если…

Я собирался сказать «только если почувствует угрозу» , хотя это было не совсем правдой, но посланник даже не стал слушать мои объяснения и обратился к королю на французском. Король нахмурился, и на его челе проступили глубокие морщины. Посланник не умолкал, и мне подумалось, что уж больно долго он переводит мои слова. Я встретился взглядом со смотрителем, который выглядел очень обеспокоенным.

Король что-то сказал посланнику, и тот снова обратился ко мне.

— По какой причине медведица смертельно заболела, будучи под твоей опекой? — спросил он.

По какой причине? Под моей опекой? Я настороженно посмотрел на мастера де Боттона, чьё волнение переросло в неподдельный ужас.

— Она… Я… — Я сглотнул. — Мне кажется, она тоскует. Скучает по дому. Я думаю…

Посланник снова прервал меня. Повернувшись к королю, он пустился в такие долгие рассуждения, что на этот раз сомнений не оставалось: он не переводил мои слова, а внушал королю свои собственные мысли и, скорее всего, беззастенчиво лгал. Король посмотрел на меня с такой яростью, что мои кости буквально обмякли. Смотритель попытался вступиться за меня, но король и посланник наградили его испепеляющими взглядами, и он замолк. Король заговорил, коротко и отрывисто, а затем посланник обрушил на меня весь свой гнев.

— Зачем ты украл медведя Его Величества?

Украл? Украл медведя?

Меня охватило ощущение полной беспомощности. Всё тщетно. Что бы я ни говорил, посланник извратит смысл моих слов и обвинит меня. Никто в этом зале больше не понимал меня; с таким же успехом я мог просто молчать. Бедная моя медведица… Её уже не спасти. Я её предал.

Теперь меня позорно накажут — или ещё хуже. Казнят как вора, обокравшего давнего врага моего отца…

Отец.

Постойте-ка.

А вдруг это возможно?

Вдруг… король говорит по-валлийски?

Посланник повторил вопрос:

— Зачем ты украл медведя?