Карл Май - «Восточный цикл» Сборник (Книги 1–7) [Компиляция]

Послышалось негромкое бормотание. Все искали стрелка. Наконец, вперед выступил человек с ружьем в руке. Кроме него, я не видел ни одного человека с оружием.

— Твое ружье заряжено? — громко спросил я его.

— Да, — ответил он.

— Много у тебя с собой пуль?

— Нет, господин.

— Ничего страшного, я дам тебе свои. Но сперва покажи нам, что ты умеешь стрелять. Видишь, к сараю прибита новая доска? Там есть сучок. Попробуй в него попасть.

Он отошел назад, вскинул ружье и выстрелил. Многие из присутствующих поспешили проверить, куда он попал, и обнаружили, что он промахнулся лишь на полдюйма.

— Выстрел не вполне удался, — сказал я, — попробуй еще раз.

Я дал ему одну из отлитых нами свинцовых пуль. Второй выстрел был точнее; на этот раз стрелок тщательнее прицеливался. Я дал ему три другие пули, украдкой спрятав свинцовую пулю в правый кулак, и сказал:

— Теперь попробуй попасть в отверстие, пробитое тобой в доске, но сперва покажи людям пулю, чтобы они убедились, правильно ли ты заряжаешь ружье.

Некоторое время пули переходили из рук в руки. Каждому хотелось посмотреть и потрогать их. Получив их назад, он зарядил ружье.

— Подойди поближе! — приказал я, подвинув его к мишени. — Теперь стреляй.

Сказав это, я подошел к доске. Он опустил взведенное ружье.

— Господин, — сказал он, — как же я могу стрелять по доске?

— Почему нет?

— Вы же стоите у меня на пути!

— Ничего страшного.

— Вы же своей грудью закрываете мне мишень.

— Так стреляй сквозь меня.

— О, господин, я же убью вас!

— Нет. Я ведь хочу вам показать, что пули меня не задевают.

Он растерянно почесал за ухом.

— Вот так дела! — молвил он. — Боюсь за себя, боюсь.

— Почему?

— Пуля отскочит от тебя и пробьет мне грудь.

— Не беспокойся. Я схвачу ее рукой.

Гул изумления прокатился по рядам присутствующих.

— Это правда, эфенди? Я же кормилец семьи. Если я умру, лишь Аллах позаботится о ней.

— Ты не умрешь, клянусь бородой пророка.

— Раз ты говоришь так, господин, я попытаюсь.

— Стреляй спокойно!

Я внимательно наблюдал за посыльным Тома. Он подошел почти вплотную и не спускал с меня глаз. Стрелок прицелился, стоя всего в десяти или одиннадцати шагах от меня. Внезапно он вновь опустил ружье и сказал:

— Я же никогда не целился в человека. Простишь меня, господин, если попаду в тебя?

— Я ничего тебе не прощу, ведь ты не попадешь в меня.

— А если все же?

— Не кори себя, ведь я тебе приказал.

Я поднял правую руку, тайком сунув свинцовую пулю в рукав, показал пустую ладонь и произнес:

— Вот этой рукой я поймаю пулю. Итак, я считаю. При слове «три» можешь нажимать на курок.

Я опустил руку и незаметно поймал пулю, выкатившуюся из рукава. Все взоры были прикованы ко мне.

— Раз, два, три!

Прогремел выстрел. Я протянул руку вперед, в сторону дула, словно пытаясь поймать летевшую пулю, а потом показал заранее приготовленную пулю, зажав ее между большим и средним пальцами.

— Вот она. А возьми-ка ты ее, Тома! Посмотри, та ли эта пуля, которой заряжали ствол.

Конечно, она выглядела очень похоже. Посыльный широко раскрыл рот, уставившись на меня, словно перед ним был призрак. Остальные были не менее изумлены. Они сомневались, наверное, до последней минуты, и вот теперь мнимое чудо свершилось. Пулю передавали друг другу, а когда она вернулась к стрелку, я сказал так громко, чтобы слышали все:

— А теперь снова заряди ее в ствол и прицелься в мишень.

Он сделал так и выстрелил. Конечно, пуля пробила отверстие в доске.

— Ты видишь, эта пуля сидела бы у меня в груди, да только я неуязвим для нее. А теперь можешь выстрелить в любого из трех моих спутников.

В толпе поднялось невероятное волнение. Люди были поражены, видя, что пуля, которую я поймал, даже не поранившись, на этот раз пробила доску. Все подходили ко мне, осматривали руку и не могли подобрать слова, чтобы выразить свое удивление, ибо не видели у меня ни малейшей царапины.

— С ним Аллах! — услышал я чей-то возглас.

— Дьявол за него! — возразил другой.

— Разве дьявол ему пособит, раз он вкушает Коран? Нет, Аллах велик!

Пока они обменивались разными мнениями, я передал стрелку три другие пули и расставил Халефа, Оско и Омара возле сарая.

Возможно, они и сами поначалу не верили в то, что произойдет. Однако, увидев меня целым и невредимым, они уже без страха ожидали выстрелов. Фокус с пойманными пулями им не требовалось повторять, да он бы у них и не удался. Я решил сам снова проделать его. Я вставал рядом с каждым из них и сразу после выстрела протягивал руку, а потом показывал свинцовую пулю, после чего стрелок проверял ее, снова вгоняя пулю в доску.

Когда все мои спутники доказали, что они тоже неуязвимы для пуль, раздался шквал аплодисментов. Его невозможно описать. Люди толпились возле нас, стремясь нас потрогать, осмотреть, расспросить. Чтобы ответить каждому, нам понадобилось бы несколько дней. Стремясь избежать давки, мы удалились в комнату.

Оттуда я приглядывал за Тома. По его бурным, восторженным жестам, которыми он обменивался с людьми, стоявшими вдалеке, я понял, что и он совершенно уверовал в нас и теперь поясняет другим, что же произошло. Я подозвал хаджи и, указав на посыльного, промолвил:

— Не спускай с него глаз. А если он уйдет, незаметно следуй за ним и смотри, что он будет делать.

— Почему, сиди?

— Я подозреваю, что аладжи поручили ему нас караулить.

— Ах! Поэтому ты щуришься, когда смотришь на него. Я сразу подумал, что ты ему не доверяешь. Но чем он нам может навредить?

— Он сообщит обоим штиптарам, что мы уедем отсюда в полдень.

— Он сказал, что не поедет.

— Поверь, он солгал. Если он направится сейчас домой, выберись из города и спрячься где-нибудь на дороге, ведущей в Радовиш. Как только он поедет туда, сразу извести меня.

— А если нет?

— Тогда часа через два ты вернешься. Позже он уже, наверное, не поедет.

Тем временем я узнал, где найти цирюльника, и направился к нему, чтобы подстричь бороду и волосы. Он тоже видел чудо, свершенное нами. На Востоке в каморках цирюльников вечно толпится народ, обмениваясь новостями, поэтому я не удивился, увидев, что комната полна людей.

Они молча внимали любым моим движениям, пока цирюльник стриг меня.

Кто-то из сидевших у меня за спиной то и дело тянулся, стараясь схватить падавшие волосы, пока цирюльник, отчаявшись строить ему свирепые гримасы, наконец больнехонько не пнул его ногой, крикнув:

— Вор! Что упало, то мое. Не воруй у меня!

На обратном пути я зашел в две лавки, в одной из которых торговали чулками, а в другой — очками. В первой я купил пару длинных чулок, доходивших до бедра, а во второй — очки с голубыми стеклами.