Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 1

— Это точно он? — уточнил Олаф.

— Мне его рожу никогда не забыть!

Не медля ни минуты, Олаф протолкался к ристалищу, где боролись человек и медведь, подобрал «тапр-окс» и решительным шагом подошел к Гудреду, который после смерти Харальда Серой Шкуры скрывался в Киеве от Харальда Синезубого.

— Какой у тебя красивый меч! — обратился Олаф к норвежцу на его родном языке. — Как тебя зовут?

— Гудред Эйриксон, — самодовольно ответил польщенный мужчина, стараясь не упустить из виду того, что происходило на ристалище. — А ты кто такой?

— Я сын своего отца! — ответил Олаф Трюггвасон.

— Ахахахах! — рассмеялся Гудред. — Ну, об этом и говорить не стоит, а как его зовут?

— Наклонись ко мне, — попросил мальчик. — Чтобы никто не услышал, потому что это секрет.

Норвежец наклонился, а Олаф, что есть силы взявшись двумя руками за топорище, хрястнул его топориком прямо по темени таким ударом, как колют дрова. Непокрытая голова Гудреда Эйриксона раскололась пополам.

— Трюггви Олафссон — имя моего отца, — выкрикнул маленький убийца прямо в закатившиеся глаза Гудреда, выпустил оружие из рук и бросился наутек, в терем княгини Ольги.

— Убили! — слышал он сзади крики. — Убийство!!!

Кто-то бросился к дружинникам князя Ярополка, следившими за порядком на торжище, кто-то с топорами и мечами побежал вслед за мальчиком-убийцей.

— Княгиня!!! — кричал Олаф, ворвавшись в покои Ольги. — Защити! Помоги!

— Что случилось? — спросила Ольга, поднимая с колен рухнувшего ей под ноги мальчика с забрызганным кровью лицом.

— Я убил человека! — признался Олаф и зарыдал.

— Кого?! Где?!

— Убийцу своего отца, Гудреда. На торжище, — последовал ответ мальчика сквозь рыдания.

— Запереть ворота! — тут же приказала Ольга своим стражникам. — Дружину во двор, с оружием, всех до единого!

Толпа, взобравшись с Подола по круче Замковой горы к терему Ольги, остановилась, уткнувшись в запертые ворота.

— Откройте, — раздался требовательный стук. — Откройте великому князю Ярополку!

Четверо слуг вынесли из терема огромный дубовый стул, потом поставили перед ним коротконогие деревянные табуреты. Вышла Ольга в полном княжеском облачении — в парчовой шубе до пола, в золотой княжеской короне. Она ступила сначала на табурет, а затем устроилась на троне.

— Откройте ворота и впустите моего внука! — приказала она дюжим привратникам.

Когда ворота открылись и дружинники князя Ярополка ворвались на подворье вперемешку с горожанами, то вмиг оторопели: перед ними восседала на возвышении великая княгиня Ольга. По левую руку от нее находился Олаф в пажеском кафтанчике и с мечом. По правую руку возвышался воевода Свенельд в посеребренных латах. Дружина великой княгини была выстроена во дворе в боевом порядке.

— Ярополк, внук мой, — обратилась великая княгиня к юноше, возглавлявшего толпу киян. — Подойди ко мне!

Ярополк подошел к соправительнице.

— Великий князь, — учтиво обратилась к нему Ольга и указала левой рукой на пажа. — Это мой дружинник, Олаф Трюггвасон, наследник великого норвежского престола. Он отомстил убийце своего отца. Да, он виноват, потому что по нашим законам никто не смеет убивать без суда, проводимого великим князем. Объяви народу свой приговор и свою княжью волю — выплату виры.

— Я, великий князь киевский, — обратился Ярополк к горожанам и своим дружинникам, — объявляю пажа Олафа Трюггвасона виновным в убийстве заморского гостя Гудреда Эйриксона и назначаю ему выплату виры — сорок гривен.

Толпа ахнула. Это была очень тяжкая вира, на сорок гривен можно было купить двадцать коров!

— Это еще не все, — поднял руку Ярополк, успокаивая городской люд. — За ненадлежащий присмотр накладываю виру в двадцать гривен на воспитателя отрока и соучастника убийства — Хальфредра Беспокойного. Выдайте его сюда.

Изрядно помятого и оборванного Скальда вытолкнули к ногам княгини Ольги.

Это был очень большой штраф, но великая княгиня выплатила его товарищам Гудреда, городу и великому князю. С того дня она сама взялась за воспитание будущего конунга Норвегии — Олафа Трюггвасона.

— Олаф, ты понимаешь, что означают слова Иисуса Христа «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»? — спросила Ольга мальчика.

— Да, княгиня, — ответил отрок, убивший уже двух человек. — Это значит, что если поразили тебя с одной стороны, то повернись к противнику своей здоровой стороной.

Наверное, еще никогда Виктор Лавров, собираясь в командировку, не готовился так тщательно. Может быть, потому, что эту поездку и командировкой-то можно было назвать с натяжкой. Кто его командировал? Кто уполномочивал? Теперь, после увольнения с телеканала, он был предоставлен самому себе. Не то чтобы публика сразу его забыла. Ни в коем случае. Молва об его увольнении уже прокатилась по всему медиапространству страны, и бойкие менеджеры с центральных каналов доставали его звонками по несколько раз на дню, предлагая контракты на выгодных условиях — один лучше другого.

История с увольнением сразу же обросла слухами и нелепыми домыслами. Одни говорили, что Виктор Лавров получил в наследство от своего дяди страусовую ферму и поехал в Австралию. И теперь будет перебираться туда со всей семьей, чтобы остаток жизни посвятить мемуарам. «Мемуары. Страусовая ферма. Неужели кто-то считает, что среди страусов пишется легче?» — удивлялся Виктор, читая очередную заметку.

Другая небылица была о том, что Виктор Петрович завел любовницу где-то в Океании, и она настолько вскружила голову журналисту, что он решил больше не возвращаться в Украину, а остался на каком-то острове и стал вождем племени.

«Угу! Чингачгук Красный Нос…» — думал Виктор, едва сдерживая хохот.

Но больше всего его позабавила байка о том, что настоящего Лаврова давно нет. Его съели папуасы, а тот, кто выдает себя за известного журналиста — его двойник. И этому есть свидетель с «редкой» фамилией Геращенко. Виктор почесал в затылке. «А ведь хорошо придумано! Сколько таких геращенок в Украине. Поди найди… А может, он не врет?»

Виктор посмотрел на себя в зеркало.

«А ведь действительно похож на Лаврова как две капли воды!»

Вообще Виктор, хоть по роду работы и часто смотрел на себя в зеркало («в кадр» нужно заходить человеком, а не «дикобразом»), редко заострял внимание на изменениях в своей внешности. Время шло, и уже то там то тут проскакивает седина, углубились морщины на лбу и ямки по краям губ, ресницы стали реже… Ну и что? В мужчине это не главное! А что главное? Лавров над этим не задумывался, а жил, как жил.