Тим Скоренко - Эверест

Впрочем, я довольно быстро приспособился – недаром это мой третий визит сюда; я надеюсь, что он будет более успешным, нежели второй. Генерал носит свою олимпийскую медаль на груди как самую драгоценную награду – воинские его плашки в это время пылятся где-то в сундуках, – и утверждает, что медаль практически равна факту взятия горы, раз уж сам Пьер де Кубертен отметил достижения нашей позапрошлогодней экспедиции. Но ты знаешь, где хранится моя медаль – можешь прямо сейчас достать ее оттуда и подарить любому уличному мальчишке, пусть играет на здоровье, или пожертвовать какому-либо ордену милосердия, недаром же она золотая.

Потому что – ты знаешь – нет ничего, что могло бы стать для меня важнее горы, за исключением одной-единственной вещи – нашей любви, но эта вершина нами уже покорена, и потому сейчас я стремлюсь ко второй наиважнейшей вершине в моей жизни.

Моя дорогая Рут!

Все настолько хорошо, что мне практически не о чем писать – это удивительный закон подлости или, возможно, закон природы, хотя эти два понятия в большинстве случаев синонимичны. Дорога до горы проверена двумя успешными экспедициями – хотя назвать успешной предыдущую может разве что генерал, пестующий свою медаль. Тем не менее благодаря накопленному опыту мы точно знали необходимое количество носильщиков, яков, оборудования, кислорода и так далее и свели всевозможные ошибки и неточности к минимуму. Три года назад мы полагались исключительно на переводчиков, теперь даже я знаю несколько основных понятий и команд на здешних наречиях и употребляю их более или менее к месту. Хотя нередко случаются ошибки, когда ты обращаешься к тибетцу, а он оказывается уроженцем Дарджилинга и не понимает языка, на котором ты с ним говоришь, потому что его родной – английский.

Больше всего проблем почему-то у Битэма. Кажется, его оборудование ломается через каждые пятнадцать минут. Если бы с нами не было Эндрю, мы бы не дошли даже до монастыря. Сегодня Эндрю чинил седло Битэма (он умудрился сползти с яка и упасть, что добавило работы и Дику Хингстону), потом его фотоаппарат, разбитый при падении, и его часы, которые не разбились, но остановились. Вообще, Ирвин, кажется, может починить все. Нет ни одной вещи, которая бы в его золотых руках за считанные часы не превращалась в рабочую. Он очень много времени тратит на разработку новых крепежей для кислородных баллонов – имеющиеся в наличии и без того сделаны по его чертежам, но он видит еще множество возможностей для усовершенствования и пытается реализовать их в походных условиях.

Погода прекрасная – вот бы такая была и наверху! Самое неприятное – когда ты запланировал сроки восхождения, а погода все сорвала, и ты вынужден возвращаться, потому что потратил слишком много сил на ожидание. Но мы пока еще в предгорьях, а судить их по единым правилам с горами нельзя. Это распространенная ошибка начинающих альпинистов, полагающих, что Гималаи – это то же самое, что Грампианы, только чуть повыше. Когда я впервые встретился с Ирвином, я был поражен тем, насколько адекватно он представляет стоящую перед нами задачу, – это стало одной из причин его зачисления в состав экспедиции.

Прости, но это письмо получается невыносимо пустословным. Описать окружающую нас красоту я просто не могу – для этого нужно быть хотя бы Бруком, земля ему пухом, но я – не он, и единственная поэзия в моей голове – это чувство, которое я испытывал, испытываю и всегда буду испытывать к тебе, моя милая Рут, – любовь.

Моя дорогая Рут!

Мы прибыли в Чомо. Здесь все говорят исключительно на тибетском, английский почти никто не знает. Переводчики востребованы как никогда. Удивительно, насколько быстро учит чужие языки Нортон – я только сейчас заметил, что он объясняется с тибетцами практически на их наречии, крайне редко прибегая к услугам переводчика.

Долина Чомо – необыкновенной красоты. Покрытые густым зеленым покровом горы прекрасны, хотя мне всегда больше нравились заснеженные вершины. Сложно себе это представить, но высота, на которой мы сейчас находимся, на которой местные жители ведут сельское хозяйство и выпасают скот, ненамного ниже Монблана, высочайшей точки Европы. При этом восхождение на Монблан требовало серьезной альпинистской подготовки, а сюда мы просто приехали огромным караваном почти в четыреста человек. Правда, от Дарджилинга мы добирались двумя независимыми группами, чтобы не пугать местное население.

Генерал по-прежнему весел, хотя большая часть обязанностей лежит на плечах Нортона – Брюс при всем моем уважении иногда манкирует своими обязанностями и отлеживается в палатке вместо планирования дальнейшего путешествия. Впрочем, когда он входит в организационный раж, остановить его совершенно невозможно. Генерал способен поминутно расписать экспедиционный распорядок на неделю вперед и не ошибиться практически ни в чем. Разве что у Битэма в очередной раз что-то сломается, и Ирвин потратит сутки на ремонт.

Время уже приближается к моменту, когда нужно будет думать непосредственно о восхождении. Безусловно, план есть, и он, как мне кажется, очень хорош. У меня нет ни малейших сомнений, что путь из базового лагеря до штурмового пройдет без малейших изъянов – а вот что дальше, предсказать я пока не могу. Мне лишь хочется верить, что на этот раз у нас получится.

Моя дорогая Рут!

Я обещал писать тебе по письму в день, но тогда ты станешь получать их пачками, читать которые будет не очень интересно и не очень удобно. Королевская почта – за тысячи миль отсюда, а местные гонцы могут не донести письмо даже до Дарджилинга, перебрав по дороге пива.

Мы в Пагри. Пагри при определенной степени приближения можно назвать городом – такие города есть в Америке, куда я так тебя и не свозил, хотя неоднократно обещал. Я даже ожидал увидеть на въезде табличку с названием и количеством душ, но таковой не оказалось. Город удивительно грязный, что, в общем, нехарактерно для высокогорных поселений. Таким же он показался мне и в предыдущее посещение, но тогда мы не останавливались в дзонге, теперь же места на постое для всех не хватило, и нам разрешили занять руины. Впрочем, это не совсем развалины – дзонг исправно белят, и в нем живут, но относительно других крепостей, встреченных нами, Пагри-дзонг находится в самом печальном состоянии.

Нам показали местную достопримечательность – комнату в дзонге, где двенадцать лет назад останавливался Далай-лама, когда бежал из Китая в Лхасу. Комната поддерживается в идеальном порядке (при том, что соседняя разваливается, и в стене у нее огромная дыра), а заходить в нее строжайше запрещено, можно только заглянуть краем глаза.