Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том II

Я ловил себя на этом ощущении несколько раз и в разных местах, когда бродил в полном одиночестве. Однажды, на Сэйнт-Полс, я свернул с пути и начал двигаться вдоль каменистого склона на северо-запад, намереваясь пройти как можно дальше вглубь, по направлению к Ship Landing Point. Преодолев один или два невысоких горных кряжа, я вдруг очутился в небольшой ложбине (потом я пытался вычислить это место по карте; по-моему, это было где-то рядом с так называемым Хребтом некоего Чарльза Хупаса, Charles Hupas Ridge). Ветер внезапно стих, стало совсем тихо-тихо, только Океан, не умолкая, шумел где-то далеко внизу. Я остановился и замер.

Меня окружали заросли. Дремучие, как в сказках, и древние, как сам мир. Под ногами пружинила земля, устланная многовековыми слоями опавших листьев.

И я вдруг почувствовал, что до меня здесь, в этой конкретной лощине, никого раньше не было. Никто и никогда сюда еще не добирался. Время словно перестало существовать. Не было никакой тысячелетней истории, никакого другого, Большого Мира. Только я, один-одинёшенек, первый и единственный на этом острове, на этой Земле, один на один с равнодушной Вселенной…

Впрочем, возможно, это лишь мое разыгравшееся воображение. Ведь буйной тропической флоре надо всего-то пару-тройку лет, чтобы превратить еще недавний очаг цивилизации в первобытные джунгли. Вспомним хотя бы истории 1831 и 1856 годов, когда Питкэрн, покинутый своими жителями, дважды становился вновь необитаемым. Ведь не проходило и года, как местная природа, словно Феникс, восставала из «пепла» истощения и восстанавливала свою силу, могучим цветением скрывая, пряча, уничтожая следы пребывания здесь человека. Как знать, может быть, питкэрнские места, кажущиеся сегодня первозданными и девственными, на самом деле еще в недавнем (или далёком) прошлом были чьими-то огородами и делянками?..

Кокосовый краб-отшельник — «пальмовый вор»

Итак, итог.

Питкэрн, конечно, маленький остров. Но при этом — относительно большой, величественный, горный и преимущественно дикий.

На Питкэрне — особое время, на полчаса отличающееся от поясного?

Такой вывод можно сделать, изучив карту часовых поясов мира, которая публикуется, например, в одном из самых авторитетнейших путеводителей по Океании знаменитого международного издательства Lonely Planet. Судя по этой схематической карте, получается так: когда, скажем, по Гринвичу — полдень, в Москве — 3 часа пополудни, а на Аляске — 3 часа утра, то на Питкэрне — 03:30 (время «между собакой и волком»). Странно. На самом деле, ничего подобного. Никакого получасового сдвига стрелок на острове нет. Питкэрнское время сейчас точно, минута в минуту, соответствует аляскинскому [70]. Оно на час «больше», чем на Гамбье, и на два опережает таитянское. Таковы причуды современного разделения часовых поясов.

Таким образом, когда в России стрелки переведены на летнее время (с апреля по октябрь), разница между Москвой и Адамстауном составляет ровно 12 часов: у нас полночь — у них полдень, и так далее [71].

Противоположная сторона планеты, однако…

Прежде всего, скажу честно: мы с самого начала прекрасно понимали, что недавние события, связанные с судом и «секс-скандалом в раю» (по выражению желтой прессы), — тема для островитян весьма болезненная.

И потому в разговорах с местными жителями мы старались ее не касаться вообще. Чтобы не бередить еще не зажившую рану.

Тем не менее, проблема существует. На Питкэрне есть тюрьма, и в ней сидят люди. И не упомянуть об этом я не могу. Но рассказ мой будет кратким. Никаких попыток анализа или выводов, только мои личные впечатления. Только то, что знаю или видел на острове сам.

Итак, многие спрашивают: правда ли, что в местной тюрьме сидит половина мужского населения острова?

Ответ: неправда. Из шести осужденных в октябре 2004 года питкэрнцев двое были наказаны общественными работами, и еще двое уже отбыли свой срок и теперь на свободе. В маленькой (как рассказывают, всего лишь двухкамерной) тюрьме осталось всего четверо: Рэнди и Шон Кристианы, а также Брайан и Терри Янги.

Впрочем, и их иногда — при необходимости — выпускают на волю. На сегодняшний день (ноябрь 2007), в последний раз такая необходимость, насколько мне известно, возникла в октябре 2007, когда умерла Вула Янг. Судя по видеозаписи похорон, Терри, сын покойной, присутствовал и на панихиде и на кладбище, а Рэнди активно помогал скорбной процессии.

Любопытно, что за месяц до этого, 14 сентября, в день рождения его дочери Эмили, Рэнди не выпустили. Его не было на вечернем party в доме его отца и матери, Стива и Олив. Во всяком случае, мы его не видели.

Питкэрнская тюрьма спрятана в густых зарослях так называемой Bob’s Valley (Долины Боба), в стороне от основной дороги, примерно на полпути от центральной площади Адамстауна до местного кладбища, по соседству с домом Лена Брауна. Подходить к ней близко не разрешается, на повороте с дороги стоит запрещающий знак. Со стороны хостела видна выглядывающая из оврага крыша серого домика, обнесенного колючей проволокой. Столбы, фонари. Лая овчарок, слава богу, не слышно. Зрелище кажется настолько неуместным среди питкэрнских ландшафтов, что, как бы любопытно не было, особо разглядывать его не хочется. Хочется отвернуться и идти без остановок мимо.

Четверых оставшихся заключенных охраняет целое отделение конвоиров — 7 человек. Официально они называются correction officers — «исправительные офицеры». Насколько я знаю, все из Новой Зеландии. Крепкие и улыбчивые мужчины, с характерными лицами, все стриженные наголо, ездят по острову на квадроциклах, играют в пинг-понг в Паблик Холл, ловят моллюсков на Тедсайд, а в основное время несут службу. Которая, на первый взгляд, как будто не видна.

В общих собраниях они не участвуют, на совместные праздники не ходят. Я не видел их ни на дне рождения Эмили, ни на нашем «русском» общественном ужине. Впрочем, к местным жителям охранники относятся предельно корректно и с уважением. Те, разумеется, отвечают им взаимностью.

Вот такой расклад.

Кстати, в сотрудничестве с тюремщиками работает прикомандированный полицейский. Это тот самый Малкольм Джилберт, с которым нас еще в аэропорту Таити познакомил Марк Уоллер. Так вот, Малкольм, добрый и общительный человек, сразу завоевал доверие островитян. Да и наше тоже.

Мы несколько раз пересекались на улицах, и все время он останавливал свой квадроцикл и совершенно искренне (а вовсе не по долгу службы) спрашивал нас: как дела, как устроились, нужна ли какая-либо помощь и так далее. Это было очень любезно с его стороны. А потом мы с ним, его женой и другими «не-резидентами» провели чудный вечер у них в гостях.