Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 7

А их религия! И она снова содрогнулась. Какое жестокое искажение учения Христа! Это беспорядочное смешение древнего христианства, еще более древнего иудаизма, передаваемое из уст в уста слабоумными людьми, которые не имели письменности.

Этот народ смешал апостола Павла с Христом и совершенно утратил суть учения Христа, вставив в него страшные варварские догмы своего собственного изобретения! Иногда ей казалось, что в таком ужасном отклонении есть какое-то сходство с тем, что проповедуют некоторые секты цивилизованного мира, называющие себя христианскими.

Но сейчас ее мысли были прерваны — процессия подошла к берегу озера. Здесь находилась плоская плита из лавы. Плита — свидетельница жутких дел и хранительница страшной памяти. Кажется, прошло очень много времени с тех пор, когда Барбара Коллинз наблюдала конвульсии кричащей в ужасе жертвы на хорошо отполированной поверхности камня, но это было только вчера.

Сейчас пришла ее очередь. Пророк и апостолы произносили нараспев свою бессмыслицу, чтобы произвести впечатление на жителей деревни своими знаниями и скрыть действительную убогость их ума. Испытанное средство, применяемое и по сей день в более цивилизованном обществе.

Барбару Коллинз остановили на гладкой поверхности камня, отполированного сандалиями и босыми ногами в течение многих столетий. Жестокие ритуалы издавна проходили над водами Киннарет^ И снова англичанке послышались крики вчерашней жертвы. Но леди Барбара не закричит. Она лишит злобных придурков таково удовольствия.

Авраам, сын Авраама, кивнул шестерым. Те вышли вперед. Шестеро дюжих дебилов подошли к девушке, неся в руках сеть и моток веревки. На скале валялся обломок камня, который погрузит сеть и ее содержимое в воду. Пророк воздел руки над головой, люди упали на колени. В первых рядах леди Барбара увидела золотоволосую головку Иезавель, Сердце ее было тронуто тем, что на лице девушки она увидела боль, а в прекрасных глазах стояли слезы.^

По крайней мере, хотя бы один человек, который питает к тебе любовь и привязанность, находится рядом, подумала леди Барбара.

— Я говорил с Иеговой,— закричал Авраам, сын Авраама. Его слова вызвали улыбку на губах леди Барбары, улыбку, которую заметил Пророк.

— Ты улыбаешься,— сказал он зло.— Будешь ли ты улыбаться, когда будешь кричать и просить прощения, как это делают другие? Почему ты улыбаешься?

— Потому что мне не страшно,— ответила леди Барбара, хотя она ужасно боялась.

— Почему тебе не страшно, женщина? — потребовал ответа старик.

— Я тоже разговаривала с Иеговой, и он приказал мне не бояться, потому что ты не настоящий пророк и...

— Замолчи! — прорычал Авраам, сын Авраама.— Не богохульствуй. Иегова рассудит нас.— Он повернулся к шестерым.— В сеть ее.

Они быстро исполнили его приказание и начали раскачивать ее тело, затем освободили веревки и погрузили девушку в глубокое озеро. Она слышала, как Пророк говорил, что Иегова рассудит их своим собственным судом. Его речь прерывалась криками и стонами людей, охваченных приступом знакомой болезни, к которой леди Барбара уже успела привыкнуть, и это было ей совершенно безразлично, так же, как и самим жителям долины Мидиан.

Из кармана девушка достала маленький перочинный ножик, это было ее единственное оружие. Она крепко зажала его в руке, лезвие было открыто и готово для работы, которую она намеревалась совершить. И что же это была за работа?

Конечно, она не собиралась убивать себя этим неподходящим оружием. Хотя на последних ступенях страха, вызванных беспомощностью и безнадежностью положения, любой попытался бы на ее месте сделать все, даже невозможное.

Палачи забросили Барбару далеко от берега озера. Апостолы и старейшины затянули свою песню заунывными голосами, возбужденные неистовством приближающейся смерти. Те люди, которые не корчились в мучительных приступах падучей на каменном алтаре, им подпевали.

Вдруг заговорил Авраам, сын Авраама. Леди Барбара ловила ртом воздух. Шестеро освободили веревки, Громкий крик донесся из толпы жителей деревни — отчаянный женский крик. Погружаясь в темные воды, Барбара узнала голос Иезавель, рыдающей от жалости и горя. Мистические воды озера Киннарет сомкнулись над ее головой.

В тот самый момент Лафайет Смит брел, спотыкаясь, по горной местности, которая окружала огромный кратер, где и были расположены земля Мидиан и озеро Киннарет. Он не знал о той трагедии, которая разыгрывалась на противоположной стороне, за громадной горной стеной, а также не знал, что шел он совершенно в противоположную сторону от лагеря, который разыскивал.

Если бы ему сказали, что он идет не туда, он стал бы спорить, так как был уверен, что выбрал кратчайший путь к своей стоянке, которая, как он себе представлял, была на небольшом расстоянии впереди. Хотя Лафайет Смит не ужинал и не завтракал, голод еще не беспокоил его, частично оттого, что у него был шоколад, который поддерживал его силы, частично потому, что его интересовали геологические формации. Они притягивали его внимание, отвлекая от таких материальных вещей, как голод, жажда и комфорт. Он даже забыл о собственной безопасности. Такое обычно происходило, когда Лафайет Смит погружался в приятные глубины научного исследования.

Вследствие этого он совершенно не замечал близость рыжевато-коричневого тела, пристальный взгляд пары жестоких золотисто-зеленых глаз. Его погруженность в исследование притупила так называемое шестое чувство, которое обычно предупреждает нас об опасности. Если бы даже что-то угрожало его жизни, он несомненно игнорировал бы это, ибо считал себя полностью защищенным, имея при себе револьвер тридцать второго калибра.

Двигаясь на север по склону горы, Смит настолько углубился в размышления об истории происхождения базальтовых скал, которая была написана на ландшафте, что ничего не видел вокруг. История показалась Смиту настолько захватывающей, что он совершенно забыл о лагере и все дальше и дальше удалялся от него. Огромный лев по-прежнему крался за ним.

Что заставляло Нуму следовать за человеком, он, возможно, сам не смог бы объяснить. Лев не был голоден, он не был людоедом, хотя случалось, что голод толкал его на такой шаг. А сейчас, может быть, зверем двигало любопытство или склонность к игре, присущая всем кошкам.

Нума преследовал человека уже около часа. Час, интереснейший для них обоих. Этот час показался бы

Смиту еще более интересным, но менее приятным, если бы он знал о присутствии Нумы.

Но вот человек остановился перед узкой вертикальной расщелиной в горном склоне, возвышающемся над ним. Какая титаническая сила понадобилась, чтобы разрушить твердую породу этой мощной гряды?