Алексей Митрофанов - Большая Полянка. Прогулки по старой Москве

* * *

Поначалу Нескучное было Демидовским. Правда, оно принадлежало не Акинфию Демидову, известному уральскому заводчику, вошедшему в историю двумя своими качествами, – предприимчивостью и жестокостью, – а его сыну, Прокофию Акинфиевичу, известному чудаку.

Выходки Демидова были, как говорится, притчей во языцех. И сам он всячески тому содействовал. В частности, когда у Прокофия Акинфиевича скончалась супруга, он, выдержав приличный траур, отправился сватать некую юную москвичку.

Вошел в кабинет ее отца. Следом в тот же кабинет вошел его лакей с большой шкатулкой. Шкатулка была установлена на стол. Крышка открыта. Под ней – множество бриллиантов качества непревзойденного.

– Хороши? – спросил Демидов у хозяина.

– Очень хороши, – ответил тот, – но позвольте спросить, государь мой, по какому случаю имею я честь вас видеть у себя?

– Я приехал свататься за вашу дочь, – высокомерно заявил Демидов. – Это мой первый подарок.

– Берите его назад, я не отдам дочь за вас, – ответил хозяин.

– Как? – изумился Прокофий Акинфиевич. – Вы не отдадите вашей дочери? За меня?

– Не отдам, – уверенно сказал гордый отец. – Бог и с вами, и с вашими бриллиантами.

Демидов был в шоке – ведь он был уверен, что драгоценности и деньги способны решить все проблемы в мире. И, вернувшись домой, первым делом отдал приказание конторщику:

– Напечатать в газетах, что Прокофий Демидов сватался и получил отказ.

Он был уверен, что это сенсация. И был настолько изумлен, что даже не почувствовал унижения.

В другой раз к Демидову пришла помещица и попросила у него в долг тысячу рублей.

– Хорошо, – согласился Демидов. – Только считать их ты будешь сама.

Та, не подозревая о подвохе, обрадовалась. И уселась ждать. Вскоре лакеи внесли в комнату несколько мешков, наполненных грошами, пятаками и другой мелкой монетой.

– Посчитай-ка, – засмеялся Демидов, – все ли тут сполна?

Помещица, ни слова не говоря, уселась на пол и принялась пересчитывать медные деньги. А Прокофий Акинфиевич ходил по комнате взад и вперед и, будто случайно, задевал кучки денег ногами. Помещица смиренно принималась на новый пересчет.

Спустя несколько часов, дело было закончено.

– Да, – сказала женщина, – здесь ровно тысяча рублей.

А Прокофий Акинфиевич продолжал потешаться:

– Да не лучше ли дать тебе деньги золотом, а то, пожалуй, неловко тебе будет нести эти мешки?

– Разумеется, золотом, батюшка, коли милость ваша будет, – кротко ответила женщина.

– Так давно бы ты сказала! – воскликнул Демидов. – Ведь мне и в голову не пришло.

Правда, шутник сразу же заявил, что долг прощает. Оплатил, так сказать, аттракцион.

* * *

Но главное, Прокофий был ботаником. Он прославился оранжереями, теплицами и прочими вполне миролюбивыми предметами. Академик Паллас отмечал, что демидовский сад «не только не имеет себе подобного в России, но и со многими в других государствах славными ботаническими садами сравнен быть может как редкостью, так и множеством содержавшихся в нем растений… Особливо удивления достойно по числу и по редкости собрание иностранных деревьев, ежегодно умножаемое».

Разумеется, не все там было сделано руками самого Демидова (на одном лишь строительстве сада трудилось семьсот человек). Тем не менее руководил работами лично хозяин. И у него проблем хватало. Взять хотя бы одно из демидовских писем: «Я без шутки спятился… Здесь архитекторов очень мало; которые есть, все у дел. Вот только сенат безрассудно учинил, что архитекторскую науку бросил; а государь с каким же прилежанием обучал и заводил. Бывало, найдешь, а ныне негде взять. Бланк отолстел, да и одряхлел: найму получает 5000 рублей в год; Баженов анбициозен; хорош, да черта в нем: целуй, лижи, улаживай как в бане пар…»

Как видно из этого текста, хозяин Нескучного был человек остроумный, хотя и брюзга. Только остроумие хозяина подчас казалось диковатым. Например, заметив, что некоторые из приглашенных дам безжалостно срывают редкие цветы, хозяин заменил садовые скульптуры на обычных голых мужиков, неподвижно наблюдающих за гостьями, но, в случае необходимости, соскакивающих с античных пьедесталов и до смерти пугающих (а заодно конфузящих) любительниц букетов.

А сад тем временем все совершенствовался. Сначала появились экзотические фрукты и цветы, затем прочие растения (включая ананасы). На 1781 год тут значилось 2224 вида всевозможных растений.

Прокофий Акинфиевич переживал за свою драгоценность (жаловался Главному директору императорских строений и садов Бецкому: «нежное растение выставленное изнемогло… садовники без меня треть сада поморили…»). Сам ставил ботанические опыты, выпустил научный труд «Способ как семена растить».

После смерти Демидова Нескучным завладел граф Алексей Орлов-Чесменский. Один из очевидцев вспоминал: «На нынешней Калужской улице… находились два больших деревянных дома, с выходившими и служившими вместо балконов фонарями; первый принадлежал Александру Алексеевичу Чесменскому (побочному сыну Орлова), а второй графу А. Г. Орлову-Чесменскому… Внутренность его дома мне весьма нравилась. Он был в старинном вкусе. Печки из изразцов с резными изображениями, на небольших вызолоченных ножках, с такими же заслонками; вокруг стен дубовые панели, а по стенам дорогие картины».

Жил Орлов-Чесменский среди роскоши, поистине азиатской. Нрава был крутого, на расправу скор, однако же и хлебосолен. Один из современников писал: «Какое-то очарование окружало богатыря Великой Екатерины, отдыхавшего на лаврах в простоте частной жизни, и привлекало к нему любовь народную».

Главной достопримечательностью орловского владения был так называемый воздушный театр. Он представлял из себя крытую большую галерею, где вместо декораций использовались настоящие деревья и кусты. Заканчивались представления роскошным фейерверком.

Вместе с хозяином изменилось и Нескучное. Ананасы стали уж не те. Зато прославилась усадьба каруселями.

Как ни странно, нынешнее слово «карусель», обозначающее тихоходный круг, к которому прибиты расписные деревянные лошадки, и на которых, в свою очередь, сидят измазанные шоколадом вялые детишки, двести лет назад обозначало зрелище гораздо более воинственное.

Участвовали в каруселях всадники в костюмах и на свирепых лошадях. Кавалерам следовало пройти карусельный тур. То есть, разделившись на кадрили, выполнить огромное количество, по сути, цирковых заданий. Они пробегали по месту, где ныне играют в невинный пинг-понг, хватали на скаку чужие шлемы, рубили картонные головы, старались попасть копьем в мяч. А границами той карусели служили большие китовые ребра.