Всеволод Сысоев - За черным соболем

Я решил узнать, откуда взялось здесь оцинкованное железо? Оказалось, что в годы японской интервенции город был сожжен дотла, и жители, отстраиваясь заново; использовали все горелое железо.

На возвышенности, с которой открывался вид на Амур с пирсами, портовыми постройками, стоянками судов на всю его ширину до угрюмых лесистых сопок противоположного берега, стояло здание мореходного училища. Его окончил С. О. Макаров, ставший впоследствии видным ученым, адмиралом, гордостью русского флота. Я узнал об этом из надписи на мемориальной доске, висевшей на стене дома. Чуть в стороне, под сенью веселых берез, стоял другой памятник - черный каменный обелиск, поставленный вчесть основателя города адмирала Невельского.

Осмотрев памятники, я спустился к самому берегу реки и вышел к городскому базару.

Базар тоже в своем роде историческое сооружение: по какой-то случайности он уцелел во время пожара и разрушения. Одна из стен этого сооружения стояла ка берегу, а другая - на сваях.

Между сваями плескалась вода. К сваям теснились десятки самых разнообразных лодок: гиляцких - длинных, с волнорезом на носу, выступающим в виде лопаты днищем и обычных - рыбацких плоскодонок, оморочек, и долбленых батов из цельного ствола тополя…

Вода была застойная, мутная, на ней плавала подсолнечная шелуха, объедки, мусор - все, что выбрасывалось праздными людьми, стоявшими у перил и сидевшими в лодках. Два раза в сутки вода слегка поднималась и опускалась: сказывались приливы и отливы моря, находившегося недалеко от Николаевска.

Базар гудел от множества людей, толпившихся между торговыми рядами, люди спорили, приценивались, зазывали покупателей к своему товару. На прилавках - всевозможная рыба, причем лучшая из согни видов, обитающих в Амуре так как николаевский покупатель к рыбе привередлив и первую попавшуюся есть не станет.

Здесь были сазаны, калуги, осетры, отборный карась и жирные сомы. Но особенно много лежало серебристой с синеватым отливом горбуши, ход которой у Николаевска начался. Лаская глаз, на прилавках стояли с красной, просвечивающей на свету смородиной берестяные туески. Туески были простые и с узорами, вышитыми или выдавленными на бересте костяной палочкой. Гиляцкие и нивхские женщины большие искусницы до этого ремесла. Черноволосые, широкоскулые, с узкими щелками черных глаз, они бесстрастно покуривали табак из длинных прямых и тонких трубочек с маленьким медным чубуком. На плечах у них красовались халаты из темной ткани, расшитые узорами (белым и красным по черному или темно-синему). Женщины продавали самое ранее растение - черемшу с длинными, крупнее, чем у ландыша, листьями, очень сочное, заменяющее на севере лук и чеснок, которые не успевают здесь вызревать. Время черемши уже прошло - она набирала цвет, была жестковата, листья вялые. Ей на смену уже пришел редис, но ведь бывают любители и на позднюю!

Перед отплытием, в Хабаровске, я покупал свежие огурцы, и вот снова догнал весну с ее черемшой, ранним зеленым луком-ботуном и редисом. Любителю цветов здесь еще предлагали ландыши… Лето в Николаевск приходит с опозданием на месяц, так как в отдельные годы выход из Амура бывает до июля забит льдами и холодный ветер дышит на город с моря. Однако короткого лета вполне хватает для созревания картошки, капусты и диких ягод.

Кое-как я протискался через толкучку к выходу и медленно побрел по деревянному, в четыре доски, тротуару. Базары очень интересны, по ним всегда можно ближе познакомиться с занятием жителей, но они очень шумные - быстро утомляют.

В палисадниках вместо деревьев и кустарников росли картошка и капуста. Овощи здесь ценились выше эстетического наслаждения от созерцания декоративных кустарников. К тому же невдалеке, в обширном березовом парке, достаточно было и тени, и зеленой травы, и свежего воздуха.

Дни пролетели незаметно: я ходил по учреждениям, беседовал с бывалыми людьми, собирал сведения о Тугуро-Чумиканском районе.

Тем временем на шхуну погрузили бочки с горючим. Рано утром выйти нам не удалось. Туман, принесенный вместе с волной холодного воздуха, за несколько минут закрыл береговые кварталы города. Обычное явление в Николаевске. Туман держался недолго, под горячими лучами солнца он стал быстро редеть и таять. Только поблескивающие мокрые крыши береговых построек еще некоторое время отдавали холодной синевой.

Порт был забит большими и малыми речными и морскими судами, баржами и катерами. Часть из них стояла на приколе как списанные или в ожидании капитального ремонта, другие грузились или разгружались, третьи ждали своей очереди у пирсов.

Шхуну опять вел Боев. Амур за Николаевском расширяется до двадцати километров. Это устье реки - лиман, очень мелководный, в нем множество отмелей - лайд. Фарватер реки здесь разбивался на два рукава - северный и южный. Этими глубокими и извилистыми руслами и могут проходить суда. Это как бы две гигантские канавы, прорытые стремительным течением могучей реки, вырвавшейся из гор на широкий простор. Каждое наводнение меняло фарватер, и там, где раньше было глубоко, могла оказаться песчаная коса.

В лимане сосредоточены основные амурские рыбалки. В отличие от других мест рыбу здесь ловили не сетями, а при помощи громадных, в полтора километра, заездков, каждый сезон сооружаемых заново. Рыба, стремившаяся в Амур, встречала на своем пути изгородь, стараясь ее обойти, попадала в ловушки-глаголи. На берегу и на ловушках царило оживление. По Амуру сновали лодки и катера с кунгасами.

В надежде на быстрый заработок на рыбалки устремлялись каждое лето тысячи людей, но большой ход рыбы бывал не каждый год, а через три на четвертый, а то бывало и так, что хорошо шла горбуша, но плохо кета, и наоборот.

Постепенно сопки справа и слева отодвинулись далеко в стороны и, наконец, превратились в зыбучие призрачно голубые волны. Впереди засверкало необъятное спокойное море. Стояло полное безветрие: в летнее время штормы на Охотском море бывают очень редко. В отличие от озерной ровной глади море едва заметно дышало.

Чем дальше мы уходили от земли, тем заметнее становилось волнение, и постепенно, в такт волнам стала раскачиваться и наша шхуна - мерно и однотонно.

Иногда из воды показывалась темная круглая голова тюленя; уставившись любопытными глазами на шхуну, она минуту оставалась неподвижной, потом камнем, без всплеска уходила в воду. Рыба шла в Амур, а тюлени шли за ней.

Боев, посасывая цигарку, неторопливо пояснял:

- Бывает, что верст за четыреста-пятьсот идет тюлень по Амуру вслед за рыбой. Кум рассказывал, будто в двадцать девятом году был случай: около Малмыжа рыбаки нерпу убили. Это за Комсомольском, если от Николаевска счет вести. Любит тюлень рыбу. Иную убьешь, а в ней сала на ладонь и внутри вся залита… Белуха - тоже. Раньше много ее промышляли, а теперь, вроде, поменьше стало. Изводят, да и рыба уже не та!.. Перед первой мировой войной японцы здорово у нас здесь хозяйничали на концессиях. Заездок на заездке стоял. До миллиона центнеров брали, а теперь? Дай бог, когда третью часть…