Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

В виду таких затруднительных обстоятельств я предложил несколько планов Ливингстону:

1) Возвратиться домой и отдохнуть от всех трудов, как это было им вполне заслужено, и как это для него, казалось, было необходимо.

2) Отправиться в Унианиембэ, захватить свое имущество, завербовать достаточное количество пагасисов, чтобы можно было предпринять путешествие на Маниема или Руа и разрешить проблему Нила, к чему он был, по его словам, на прекрасной дороге.

3) Отправиться в Унианиембэ, получить свой караван, завербовать людей и попытаться соединиться с сэром Самюелем Беккером, направившись для того через Муадза и переправившись на моих лодках через Укереве или Викторию Нианца к дворцу Мтезы Вуганда, миновав таким образом Мирамбо и Сваруру Узуи, которые непременно ограбили бы его, если бы он направился по обыкновенной караванной дороге в Уганду; затем от Мтезы к Камрази, королю Униоро, где он, без сомнения, слышал о великом белом человеке, который, по рассказам, находится с большими силами в Гондокоро.

4) Отправиться в Унианиембэ, получить свой караван, завербовать людей и возвратиться в Уджиджи и оттуда в Маниуэму, дорогою через Уухга.

5) Отправиться по Рузизи, через Руанда и далее к Итара, Униоро и Беккеру.

Какой бы путь он не признал удобнейшим, я и мои люди последуют за ним в качестве эскорта и носильщиков и окажем ему посильную помощь. Если он предпочтет возвратиться домой, я сказал ему, что я с гордостью последую за ним в качестве конвоя и буду считать себя стоящим под его командой, причем буду двигаться по его желания и останавливаться по его приказанию.

6) Последний путь, предложенный мною ему, был — позволить мне конвоировать его до Унианиембе, где он может получить свое имущество и где я ему передам большой запас лучших тканей и бисеру, ружей и амуниции, кухонных принадлежностей, одежды, лодок, палаток и проч., и где он может отдохнуть в комфортабельном доме, пока я сам поспешу пробраться к берегу и организую там новую экспедицию из пятидесяти или шестидесяти верных людей, хорошо вооруженных и с которыми пришлю ему новый запас необходимых принадлежностей комфорта. — После долгих соображений, он решился принять последнее предложение, так как оно ему казалось наиболее удобоисполнимым и наилучшим, хотя это и не помешало ему распространиться в выражениях неудовольствия на неизъяснимую апатию его агента в Занзибаре, который причинил ему так много волнений и мучений и заставляет его делать утомительные переходы в сотни миль.

Наше судно хотя и ничто более как валкая лодка, выдолбленная из дерева мвголя в Угома, служило нам африканским Аргосом, посвященным предприятию еще более благородному, чем его знаменитый греческий прототип. Мы не были странствующими торгашами, едущими за золотым руном, хотя, может быть, нам и предстояло открыть новые пути для торговли, по которым корабли могли бы подниматься из Нила до Уджиджи, Узова и далее до Марунгу. Мы не знали, что нам предстояло открыть в нашем путешествии к северным источникам Танганики; мы предполагали, что получим возможность убедиться в том, что Рузизи вытекает из Танганики и течет вниз к озеру Альберта или Виктории Нианца. Мы слышали от туземцев и арабов, что Рузизи вытекает из озера.

Сеид-бен-Маджид уверял нас, что его лодка выдержит 25 человек и 3500 фунтов слоновой кости. Полагаясь на его слова, мы поместили в лодку 25 человек, из которых многие запаслись мешками соли с намерением вступить в торговые сношения с туземцами; но едва мы отчалили от берега возле Уджиджи, как заметили, что лодка слишком нагружена и сидит по самые края. Возвратившись к берегу, мы высадили шесть человек и выгрузили мешки с солью, после чего у нас осталось 16 гребцов, арабский мальчик Селим, повар Фераджи и два проводника Ваджиджи. Облегчив таким образом лодку, мы снова отчалили и направили ее к острову Бангве, отстоящему в 4-х или 5-ти милях от Уджиджи. Когда мы проезжали мимо этого острова, проводники сообщили нам, что на нем нашли себе убежища арабы и ваджиджи во время одного набега ватута, происходившего несколько лет тому назад, когда они напали на Уджиджи и избили многих из жителей. Те, которые нашли себе убежище на острове, были единственные, которым удалось избежать огня и меча, с которыми ватута посетили Уджиджи.

Проехав остров и следуя вдоль прихотливых изгибов и выступов берега, мы очутились перед великолепным заливом Кигомо, который может служить превосходным убежищем от изменчивых ветров, дующих на Танганике. В течении 10 минут мы дрейфовали против деревни Кигима, так как поднялся восточный ветер и угрожал выгнать нас в озеро. Для тех путешественников, которым не надобно спешить, Кигомо служит первым портом на север от Уджиджи. На следующее утро, на рассвете, мы сняли палатку, уложили багаж, сварили и напились кофе, и снова направились на север. Озеро было совершенно спокойно, и воды его темно-зеленого цвета отражали светлую лазурь неба. Гиппопотамы выходили подышать в не слишком успокоительной близости от нашей лодки и потом снова погружали свои головы, как бы играя с нами в прятки. Приехав насупротив высоких лесистых холмов Бемба и находясь на расстоянии одной мили от берега, мы нашли время удобным, чтобы измерить глубину воды, так как цвет ее обещал глубину довольно значительную. Мы нашли в этом месте 35 сажень. Наш путь в этот день лежал вдоль берега, окаймленного рядом холмов, покрытых великолепными лесами и ковром из зеленой травы, круто спускавшихся в глубины свежей воды озера и возвышавшихся непосредственно над нашими головами. Лесистые холмы с богатыми кустарниками и восхитительными деревьями, из которых многие были в цвету и увенчаны венком из цветов, издающих неописанно приятный аромат и расположенных в самых прихотливых формах: то в виде пирамид, то усеченных конусов; одни совершенно плоские, другие бороздчатые, одни с красивыми вершинами, с гладкими контурами, другие зазубренные и дикие — интересовали нас чрезвычайно; и восхитительно красивые картины в глубине залива не раз вызывали крик восхищения. Совершенно естественно, что я чувствовал глубочайший восторг перед этими последовательными картинами, с их совершенно сценической красотой, но даже доктор мог то же самое сказать о себе, хотя он, как легко понять, должен уже был бы быть пресыщен картинами такого рода, еще более восхитительными, еще более чудесными, и растратить все свои способности восторгаться картинами природы.

От Багамойо до Уджиджи я не видал ничего, чтобы могло сравниться с которым-либо из этих рыбачьих селений, расположенных в тени рощ из пальм и платанов, бананов и мимоз, с маниоковыми садами, окаймляющими справа и слева пальмовые леса и засеянных роскошными хлебами земли, глядящими сверху на тихий залив, которого воды в раннее утро отражают красоты холмов, укрывающих его от суровых и грозных бурь, которые так часто проносятся над ними. Рыбаки, по-видимому, сами находят свое помещение удобным. Озеро доставляет им столько рыбы, сколько им нужно, более чем требуется для еды, а для трудолюбивых даже и для продажи. Крутые обрывы холмов, обработанные женщинами, способствуют полноте зерна из пород дурры, индийского жита, а также маниоков, орехов и гороха, сладких бататов. Пальмовые деревья доставляют масло, а платаны — в большом количестве восхитительный плод. Ущелья и глубокие овраги доставляют им высокие и прямые деревья, из которых они выдалбливают свои лодки. Природа снабдила их в изобилии всем тем, чего могут только пожелать сердце и желудок. Глядя на все, что может содействовать и увеличивать счастие, как с внешней стороны, так и с внутренней, приходит на мысль, как должны грустить эти люди по своей родине, когда их гонят через суровую, дикую местность, лежащую между озерной страной и морским берегом — эти несчастные, которых арабы, купив за пару доти, уводят в Занзибар возделывать гвоздику или исполнять рабские работы. Когда мы подъезжали к Ниазанга, нашему второму привалу, сходство живописных холмов с их пасторальными и сельскими сценами с берегами старого Понта было чрезвычайно.