Василий Витковский - За океан. Путевые записки

Университетские аудитории одинаково доступны как мужчинам, так и женщинам, достигшим 16-тилетнего возраста. В самое преподавание положена полная свобода, и за исключением обязательных трех недельных часов английского языка, выбор всех прочих предметов вполне предоставляется усмотрению студентов и студенток. По воле жертвователя, университет обязан приглашать в профессора самых талантливых ученых, не стесняясь вознаграждением. Наоборот, плата учащихся за лекции, практические занятия, помещение и пищу должна быть по возможности малою. Кроме того, тут имеется много бесплатных вакансий.

Говоря о равноправии женщин в отношении научного образования, Иордан справедливо заметил, что женщины не должны оставаться в невежестве уже потому, что на их попечении находятся дети в самом раннем возрасте, а известно, что воспитание детей до пятилетнего возраста имеет более важное значение, чем всё последующее. Один философ высказал мысль, что в первые 7 лет ребенок познает идей больше, чем во всю остальную жизнь. Понятно, как важно подготовить матерей, умеющих разумно руководить развивающимися детскими способностями.

Станфордский университет (первоначальный проект).

Большое внимание обращено здесь на теоретическое и практическое изучение земледелия, составляющего основу благосостояния человечества. Вокруг университетских зданий устроены опытные поля, а обыкновенное земледелие может изучаться и на всём остальном пространстве самого имения Пало-Альто. Не лишне заметить, что в дарственном акте существует пункт, по которому в этом имении запрещается поселение лиц сомнительной нравственности и устройство кабаков и иных питейных заведений. Как и в других американских университетах, здесь обращено большое внимание и на физическое воспитание. Не говоря уже об опытных полях и садоводстве, здесь устроено несколько площадок для национальной американской игры в мяч (base-ball) и разных др. Кроме того, в число преподаваемых предметов входят военные науки и практические военные упражнения, даже с ружьями. Для обучения приглашен какой-то старый кавалерист из Вест-Пойнтской Академии.

Нет надобности перечислять все виденные мною помещения. По окончании обхода Иордан привел меня в обширный актовый зал и показал висящий там прекрасно написанный портрет молодого Леланда Станфорда, имя которого носить университет. Тут Иордан рассказал мне о торжестве закладки и открытия этого образцового учреждения и, между прочим, сообщил слова, сказанные в это время Станфордом-отцом о том, кого должно ныне считать образованным человеком: «В древности философом был лишь тот, кто знал всё и обо всём; ныне науки так расширились, что обнять их одному уму совершенно немыслимо; образованным человеком ныне можно назвать того, кто знает всё о чём-нибудь и что-нибудь обо всём».

В заключение г. Иордан высказал сожаление, что не имеет возможности познакомить меня со всеми профессорами университета, которые в настоящее время в разъезде, но предложил познакомиться с находящимся тут теперь профессором геологии Браннером.

Мы застали Браннера занимающимся в обширной библиотеке. Собственно университетская библиотека пока еще очень бедна, но Браннер, бывший геологом штата Арканзас, привез сюда всю собственную большую библиотеку, в которой имеется много весьма ценных и редких книг. Например, здесь я впервые увидал многотомное сочинение Exploration expedition 1838–45, представляющее отчеты геологических партий, посланных правительством для разыскания по всей территории Соединенных Штатов полезных ископаемых. Показывая роскошно изданные геологические карты, Браннер обратил мое внимание на то обстоятельство, что на многих картах, составленных в равные времена, замечаются значительные разногласия, именно в выражении рельефа местности; эти разногласия Браннер объясняет единственно малым знакомством топографов, производивших съемки, с геологией. Тут же я рассматривал великолепную рельефную карту Соединенных Штатов, сделанную в довольно крупном масштабе (около 40 верст в дюйме), причём основание карты представляет не плоскость, а как бы часть огромного глобуса. Эта карта — плод многолетних трудов — весьма наглядно представляет не только рельеф суши, но и кривизну земной поверхности.

Вообще часы, проведенные в университете Пало-Альто, пролетели незаметно; я вынес самое отрадное воспоминание и не знал, как и благодарить любезных профессоров за подробное и обстоятельное ознакомление со всем достойным внимания в этом храме науки, так недавно выросшем среди пустынь Калифорнии. После сытного обеда у президента университета я наконец распростился с здешними отшельниками науки и, отказавшись от предложенного мне экипажа, вернулся пешком на железнодорожную платформу.

Идя не по дороге, а просто по лесу, я чуть не заблудился и попал на место уже после прохода намеченного вперед поезда, и потому волей-неволей мне пришлось ожидать около 1 1/ 2часа следующего. Я уже упомянул раньше, что в лесу была только платформа, а невдалеке виднелся какой-то домик. Томимый жаждою, я пошел к домику, желая попросить хоть стакан воды. Двери были заперты, и только после продолжительного стучания показался молодой человек, весьма плохо говоривший по-английски. Оказалось, что это француз, недавно переселившийся сюда из южной Франции. Когда я заговорил с ним по-французски, он пришел в восторг и вместо воды принес мне огромную кружку красного вина, уверяя, что это первое вино из его собственного, недавно разведенного вблизи виноградинка. Из разговора я убедился, что этот француз — весьма предприимчивый человек. Переезжая с места на место, скопив малую толику денег и узнав, что тут только-что основан университет, он купил подле платформы участок земли и рассчитывает в ближайшем будущем устроить маленькую гостиницу для приезжих и содержать экипажи и лошадей для перевозки студентов до университета и обратно. Мы проболтали самым дружеским образом всё время до прихода поезда и несколько раз наполняли наши кружки из принесенного потом из подвала целого бочонка с вином. Но всего замечательнее, что при расставании он ни за что не хотел брать (и не взял) с меня денег, уверяя, что я доставил ему огромное удовольствие вспомнить и услышать родной язык, которого не слыхал он уже целых три года. Он провел меня потом на платформу и, когда поезд тронулся, долго еще стоял и махал мне шляпою.

Прожив в Сан-Хосе́ полных четыре дня и совершив описанные выше поездки в окрестности, я решился наконец двинуться в обратный путь на родину; но, понятно, я выбрал уже иное направление и, не предрешая вперед, как именно ехать, взял билет только до станции Шошон, ближайшей к знаменитым водопадам на Змеиной реке. Туда надлежало сделать кружный объезд через Портлэнд.