Василий Витковский - За океан. Путевые записки

Пока я замешкался осмотром мелких гейзеров, пустые экипажи поехали вперед; вскоре отвалил и пароход. Мы с Райтом покинули палатки последними и двинулись в нашей неуклюжей колымаге по, действительно, весьма плохой дороге вдоль северного берега озера. Сперва всё шло хорошо, и я любовался диким и величественным лесом, но чем дальше, тем дорога делалась хуже. Косогоры, огромные пни и корни недавно срубленных деревьев, ручьи и камни начали попадаться на каждом шагу и чрезвычайно затрудняли движение нашего тяжелого экипажа. Почти ежеминутно нас подбрасывало так, что приходилось крепко держаться за ручки скамеек.

В одном из самых глухих и диких мест, среди непроходимого леса, мы остановились; драйвер (кучер) объявил, что наша левая коренная больна, и ее надо лечить; она, действительно, давно уже едва передвигала ноги. Драйвер выпряг лошадь и стал готовить лекарство. В ящике козел у него оказалась маленькая походная аптечка, и он тотчас вылил в пасть лошади целый пузырек какого-то снадобья, после чего стал водить лошадь, дожидаясь, когда лекарство возымеет свое действие (болезнь лошади понятна из названия: makes no water). Однако, лекарство не помогало; мы нашли какую-то лужу в лесу, драйвер поил лошадь и обливал ее водою, но и это было напрасно. Я с Райтом сидел в кустах и, несмотря на обильный дым от сигар, не находил спасения от москитов. Между тем лошадь валялась по земле и, видимо, страдала. Так прошло целых два часа; помощи со стороны ждать не приходилось, потому что по этой дороге проезжают подобные колымаги только один раз в сутки; провизия же и прочее доставляются в Озерную гостиницу другою дорогой от бассейна Норриса.

После разных обсуждений мне и Райту удалось уговорить нашего драйвера запрячь экипаж тройкою, а больную лошадь привязать сзади. Перепряжка была делом нелегким, так как сбруя уносных лошадей иная, чем у коренных. Однако, мы скоро двинулись дальше. Сперва ехали шагом и, к удивлению, заметили, что больная лошадь следует за экипажем довольно бодро. Имея в виду, что до гостиницы оставалось еще верст 15, мы попробовали ехать даже рысцою (где дорога была поглаже) и ничего — лошадь не отставала. Следовало и продолжать так, но умный драйвер заключил, что если лошадь бежит сзади, то она может бежать и впереди, в упряжке, и потому, остановившись, впряг больную лошадь, и не в унос, а по-прежнему в корень. Лошади это, видимо, не понравилось, но драйвер не унывал и старался кнутом выбить из неё всякую болезнь. Я и Райт останавливали его, говоря, что таким способом можно вовсе погубить лошадь, но тот, очевидно, её не жалел, благо она не его, а собственность общества (Park transportation). Он продолжал усердно работать кнутом низвергал на животное самые ужасные американские ругательства, называя его черным чёртом (black devil) и т. п.

Мы поехали рысью, и, к удивлению, лошадь как будто и в самом деле стала поправляться, но вот на одном слабом подъеме она совершенно неожиданно вдруг упала, чуть не сломала дышло и подвернула задние ноги под наехавшие колеса экипажа. Драйвер вышел из себя. Сперва он хотел поднять лошадь кнутом, но потом, видя, что лошадь только бьет ногами и может искалечить свою соседку, другую коренную, или поломать спицы колес, он слез с козел и стал развязывать ремни. Мы тоже вышли из экипажа и принялись помогать ему. Лошадь еще дышала и болтала ногами, но когда удалось высвободить ее из упряжи и оттащить в сторону — это был уже один труп. Драйвер был недоволен таким исходом и, кажется, никак не мог понять, отчего лошадь издохла? Так или иначе, мы потеряли опять целый час и, бросив труп на дороге, запрягли экипаж тройкою и двинулись, наконец, дальше. На прочих лошадей смерть товарища, по-видимому, не про извела особенного впечатления, но я и Райт были удручены всем виденным, тем более, что драйвер только теперь сознался, что еще на последнем ночлеге он заметил, что лошадь была больна и ничего не ела. Необходимо прибавить, что каждая круговая поезда совершается на тех же лошадях, без перемен.

Между тем совершенно стемнело, и мы удивлялись, почему другие драйверы не замечают нашего отсутствия и не выезжают нам навстречу. Дорога становилась хуже и хуже, и мы уже всё время плелись шагом и с большим трудом. Только верст за пять до гостиницы мы встретили высланную к нам легкую парную повозку и, бросивши тяжелый Ноев ковчег и дурака-драйвера, поехали вперед.

В Озерной гостинице все наши сопутники, прибывшие на пароходе, давно поужинали и теперь подсмеивались, зачем мы избрали переезд сухопутьем. Однако, я не сожалел; хотя, действительно, сегодня я измучился более обыкновенного, но зато получил понятие об американских дорогах и об американских драйверах, грубость которых в обращении с чужими лошадьми достойна всякого порицания.

Всего забавнее, что, пока я ужинал, ко мне подсел молодой господин, рекомендовавшийся инженером, назначенным сюда от правительства для устройства и исправления дорог в «Парке». На этот предмет ассигнуется ежегодно 45 000 долларов с целью обратить посещение «Парка» в легкую и занимательную прогулку. Инженер оказался весьма веселым собеседником и, рассказывая о своих охотничьих приключениях, уверял, что теперь нигде в Америке нет такой хорошей охоты и такой обильной рыбной ловли, как именно здесь, в Национальном Парке. Хотя посетителям охота запрещена, но он, в качестве правительственного чиновника, поставлен вне правил… Я не мог удержаться, чтобы не заметить молодому инженеру, что, пока он будет заниматься охотою и рыбною ловлею, посетители «Парка», вероятно, не дождутся хороших дорог. Это замечание, видимо, не понравилось моему собеседнику, и он стал сваливать вину на неисправность подрядчиков…

Озерная гостиница, тоже деревянная, построена только в 1889 году, но отличается сравнительно наибольшими удобствами, и ее избирают те посетители, которые приезжают в «Парк» на продолжительное время. В окрестностях других парковых гостиниц пейзажи отличаются меньшим разнообразием, а величественные гейзеры, при всём своем великолепии, скоро приедаются; прогулки по гейзеритовым отложениям не только однообразны, но и опасны. Немудрено, что семейные люди, приезжающие сюда с детьми, находят наилучшим поселяться здесь, на берегу озера. К услугам туристов тут имеются верховые лошади, лодки и пр., а виды по берегам, говорят, очень заманчивы и разнообразны. Мне, однако, не пришлось ими наслаждаться, потому что я приехал сюда, как ясно из предыдущего, ночью, а на другой день утром, при выезде, всё озеро и окрестности были скрыты густым туманом, или, как американцы его называют, «хэз» (haze).

В 8 часов утра экипажи были готовы, вместо павшей лошади запряжена запасная из гостиницы, и мы тронулись в путь вдоль ущелья реки Иеллостон, вниз по течению. Дорога опять отвратительная, но всё же лучше вчерашней. Проехав не более версты мы остановились осмотреть гейзер и грязный вулкан (Mud Geyser). В гейзере мы видели только бассейн, фонтан извергается редко и, как говорят, на небольшую высоту; зато грязный вулкан замечателен. Его кратер расположен на обрыве скалы в диком боковом ущелье и представляет как бы пещеру, из которой в виде каскада непрерывно выбрасывается серо-желтая грязь, весьма густая, с запахом сернистого водорода. Общий вид крайне не изящный, и наши дамы остались недовольны осмотром этой игры природы.