Василий Витковский - За океан. Путевые записки

Здесь я должен сделать оговорку. Целью моего путешествия было плыть «за океан»; теперь путешествие было кончено, и я сгорал одним желанием — вернуться на родину. Париж меня уже мало интересовал, и я остановился здесь единственно для того, чтобы получить на почте адресованную мне сюда корреспонденцию. Я пробыл в Париже всего два дня и не посещал ни ученых учреждений, ни музеев; я просто бродил по улицам. Вся эта глава — заметки измученного и торопящегося на родину туриста, уже пресыщенного другими впечатлениями. Я полагал даже вовсе выпустить ее. Но, раз решившись напечатать свои записки, я не считал уже себя в праве утаить и их конец. Во всяком случае, при других обстоятельствах и имея больше времени, я не остановился бы в «Винчестере» и, быть может, составил бы о Париже иное мнение.

На пороге гостиницы меня встретил толстый и красный француз, сан хозяин; он принял меня за англичанина и на ломанном английском языке пригласил следовать за собою. Предложенная мне комната оказалась в бельэтаже и с громадною кроватью под затейливым и даже величественным балдахином; вместо одеяла, как я узнал вечером, французы употребляют огромную, но легкую перину, под которою спать недурно и тепло.

В столовой, куда я потом спустился позавтракать, стояло пианино, на котором девушка лет 15-ти разыгрывала этюды Ravina. Эти упражнения были, очевидно, не по силам молодой музыкантше, и она делала непростительные ошибки. В ожидании завтрака я стал поправлять ошибки и заметил, что девушка обладает музыкальным дарованием. Но вот в столовую вбегает хозяин (её отец) и без всяких вступлений схватывает музыкантшу за волосы, выталкивает вон и осыпает пощечинами. Полагая, что такие приемы употреблены в наказание за ошибки в исполнении этюдов, я начал объяснять свирепому французу, что ошибки, в сущности, не важные и делались, вероятно, единственно от трудности и недоступности самой пьесы, но в ответ услыхал только страшные проклятия и жалобы на то, что девчонка занимается музыкой, тогда как в данную минуту она должна исполнять разные хозяйственные обязанности в гостинице. При всем моем уважении к отцовской власти, эта дикая сцена произвела на меня тяжелое впечатление и представила в невыгодном свете пресловутые: свободу, братство и равенство.

Через несколько минут после ухода хозяина вошла его дочь с подносом и завтраком. На мое замечание о трудности продолжать при таких условиях занятия музыкою девушка покраснела и вспомнила свою покойную мать, которая не допустила бы подобного обращения. Кофе и холодная телятина оказались недурными, но зато булки были настоящие парижские, т. е. с такими жесткими корками, что их можно было есть не иначе, как предварительно хорошенько размочив.

После завтрака я пошел бродить по улицам. Гладкие, как стол, каменные мостовые и красивые, хотя и небольшие дома произвели на меня приятное впечатление. Вскоре я вышел на бульвар Оссмана (Boulevard Haussmann) — один из роскошнейших парижских проспектов. Он назван так в честь Оссмана, который чуть не во всё время царствования Наполеона II был префектом Парижа и много заботился об украшении и благоустройстве города. К этому бульвару выходит задним фасадом громадное здание парижской Оперы. Расходящиеся отсюда лучеобразно четыре улицы названы именами знаменитейших французских композиторов и либреттистов (Rues Auber, Scribe, Halèvy et Gluck); от главного же фасада идет роскошная Avenue de l‘Opéra.

Получив в почтамте (на углу улиц Лувра и Ж. Ж. Руссо) адресованные мне письма, я вышел на «площадь Обелиска» — одно из лучших и красивейших мест Парижа. Против самого обелиска поставлен величественный памятник Гамбетте с простой, но трогательною надписью:

А Gambetta

La Patrie et la République

(Гамбетте — отечество и республика).

Пройдя вдоль весь бульвар «Елисейских полей» (Avenue des Champs-Elysées), я дошел до красивой и грандиозной триумфальной арки на «площади Звезды» и, свернув по «авеню Клебер» вышел к Трокадеро, громадному зданию, оставшемуся еще от всемирной выставки 1878 года. В Трокадеро устроено теперь несколько мелких выставок и ресторанов. Отсюда я спустился к Сене и перешел ее по Иенскому мосту, ведущему прямо к Эйфелевой башне.

Когда я подходил к этому высочайшему в мире сооружению, мне невольно вспомнились слова Жюль Симона «с’est là-haut qu'il fait bon philosopher sur la marche des siècles» (вот где наверху хорошо предаваться размышлениям о ходе веков). Несмотря на высоту, башня производить впечатление чего-то легкого, воздушного. Четыре основные столба поражают, правда, своею массивностью, но зато они соединяются в нижние арки на такой огромной высоте (55 метров), что и тут видишь полную пропорциональность частей. Между бесчисленными железными переплетами башни то тут, то там виднеются коробки подъемных машин, поднимающиеся и опускающиеся с многочисленными любопытными. За время своего долгого уже стояния (с 1889 года) Эйфелева башня, казалось, должна бы уже надоесть парижанам, однако у входов к элеваторам толпился народ. Башня разделена двумя обширными платформами: на высоте 58-ми и 116-ти метров. Полная высота башни 300 метров; на вершине её развевается огромный национальной флаг.

Прежде чем подниматься наверх, я обошел башню, занимающую своим основанием не малую площадь — более одного гектара (около десятины), и был приятно удивлен надписями, сделанными крупными золотыми буквами по голубому полю над карнизом первой платформы. Тут, так сказать, в назидание — потомству, помещены имена величайших французов прославившихся на разных поприщах. Всех имен 72, по 18-ти с каждой стороны.

Со стороны города (к северо-востоку): Petiet, Daguerre, Wurtz, Leverrier, Perdonnet, Delambre, Malus, Breguet, Polonceau (1778–1847, инженер, изобретатель парижской мостовой макадама), Dumas, Clapeyron, Borda, Fourier, Bichat, Sauvage, Pelouze, Carnot, Lamé.

Со стороны Трокадеро (к северо-западу): Séguin, Lalande, Tresca, Poncelet, Bresse, Lagrange, Boulanger, Cuvier, Laplace, Dulong, Chasles, Lavoisier, Ampère, Chevreuil, Flachat, Navier, Legendre, Chaptal.

Со стороны Гренельского моста (к юго-западу): Jamin, Gay-Lussac, Fizeau, Schneider, Le Chatelier, Berthier, Barral, De Dion, Gouin, Jousselin, Broca, Becquerrel, Coriolis, Gail, Triger, Chiffard, Perrier (1834–1888, геодезист, соединивший триангуляцией Испанию с Алжиром), Sturm.

Со стороны Военной Школы (к юго-востоку): Cauchy, Bertrand, Begnault, Fresnel, De Prony, Vicat, Ebelmen, Coulomb, Poinsot, Foucault, Delaunay, Morin, Hauy, Combes, Thénard, Arago, Poisson, Monge.

Несколько слов о башне. Инженер Эйфель (Eiffel, род. в Дижоне, в 1832 г.), уже известный постройкою нескольких железнодорожных мостов, представил в 1886 году Министру промышленности и торговли проект огромной башни, которая должна была служить «гвоздем» предполагавшейся в 1889 году всемирной выставки. Вскоре Эйфелю удалось получить концессию на постройку, с правом эксплуатировать ее в свою пользу в течение 20-ти лет и с выдачею ему еще субсидии в 1 1/ 2миллиона франков.