Василий Витковский - За океан. Путевые записки

Однако отсюда не дают спокойно любоваться окрестностями. Дело в том, что середина залы верхней платформы занята целою системой прилавков, на которых разложены всевозможные articles de Paris, снабженные, в том или ином виде, изображениями Эйфелевой башни. Назойливые француженки, стоящие сзади посетителей, с удивительным терпением по много раз напоминают им, что нельзя же побывать на вершине башни и не запастись здесь воспоминаниями. Как я ни отговаривался, но принужден был уступить и купить несколько безделушек.

На следующий день я разыскал почтеннейшего М. И. Венюкова, поселившегося издавна в Париже, вблизи здания Института (Академии Наук). Генерал встретил меня очень радушно и сожалел, что я решился пробыть здесь очень короткое время. Он непременно хотел показать мне все здешние сокровища наук и искусств. Говоря о богатстве музеев и библиотек, он сообщил даже курьезный факт. Как известно, во время войн первой Республики и Империи французы свезли в Париж множество замечательных предметов из разных сокровищниц европейских столиц. После реставрации союзники, взявшие Париж, обязали французское правительство возвратить на место все картины и вообще произведения изящных искусств; что же касается книг и научных коллекций, то о них позабыли, и все они и посейчас спокойно хранятся в Париже. Понятно теперь, почему здесь можно найти предметы чрезвычайной редкости. Однако я отклонил любезные предложения, приводя в свое оправдание то соображение, что на осмотр Парижа было бы просто неприлично посвятить несколько часов. Сюда должно приехать специально и на продолжительное время.

Тем не менее, добрейший Михаил Иванович всё-таки предложил погулять со мною по городу и осмотреть хотя бы готовившуюся уже к закрытию международную фотографическую выставку на Марсовом поле. От такого предложения я был уже не в силах отказаться, и мы пустились по парижским бульварам и улицам.

Прежде чем посетить выставку, мы зашли позавтракать в один из ресторанов Дюваля, каковых ныне в Париже существует несколько десятков. По поводу этого Дюваля (Duval) Михаил Иванович рассказал, что это был сперва простой мясник, который, видя, что в его лавке ежедневно остается множество кусков мяса и разных отбросов воловьих туш нераспроданными, напал на счастливую мысль воспользоваться этими остатками путем устройства собственного ресторана. Назначенные им первоначально цены за кушанья, правда, приготовляемые сперва только из упомянутых остатков, были столь низки, что недостаточные парижане просто осаждали новый ресторан, и Дюваль стал быстро богатеть. Теперь этот Дюваль уже не мясник, а владетель целой системы ресторанов, отличающихся примерною чистотою и поразительною роскошью отделки. Отличительная их особенность еще та, что вся прислуга — молоденькие и бойкие француженки, и только у входа сидит мрачный господин, вручающий каждому вновь вошедшему особую карточку, с напечатанными на ней названиями всевозможных кушаний и вин. По мере того, как удовлетворяются требования посетителя, прислуживающая девушка отмечает на карточке цены отдельных требований, а при выходе посетитель предъявляет карточку и производит уплату упомянутому сидящему там господину. Такой порядок пришелся по вкусу парижанам, а ресторатор застрахован от потерь, потому что никто не может уйти, не произведя уплаты; последнее, говорят, случается в Париже зачастую.

По пути на выставку, Михаил Иванович рассказал мне о любопытных опытах, произведенных на Эйфелевой башне. Пользуясь её громадною высотой, там сделаны были изыскания над сжатием газов и над уклонениями вершины башни под влиянием перемен температуры и направления и силы ветра. При последних опытах получилось замечательное согласие между уклонениями, замеченными непосредственно по положению грузика длинного отвеса, и по вычислениям наблюдений, сделанных с окружающих тригонометрических пунктов.

Фотографическая выставка помещается в громадном здании Дворца Искусств (Palais des Beaux-Arts), на Марсовом поле. Обилие и разнообразие предметов, равно как изящная отделка витрин поразили меня здесь с самого входа. Не перечисляя всего виденного, упомяну о новинке — цветной фотографии; один из снимков, сделанный с живого попугая, представляет эту богато и разнообразно оперенную птицу, действительно, чрезвычайно живо. К сожалению, еще не найдено средств сохранять эти снимки продолжительное время на свете и печатать их в большом количестве оттисков.

Отбить еще сказать два слова о так называемой «изохроматической» фотографии. Фотографический снимок дает совершенно точное воспроизведение контура предмета, но изображение, вообще говоря, не может быть совершенно похоже на оригинал, так как разные цвета (если предмет цветной) имеют различную фото-химическую силу, и потому предмет, в котором, например, темные части синие, а светлые желтые, является на фотографическом изображении с обратным распределением теней. Один из экспонентов выставки изобрел особые пластинки и особые объективы, которые позволяют подучать снимки с действительным распределением теней; выставленные им снимки букетов цветов и т. п., сделанные обыкновенным путем и при помощи изохроматического процесса, весьма наглядно показывают преимущества нового способа.

Так как выставка была международная, то я увидел здесь много работ русских экспонентов: нашей Экспедиции заготовления государственных бумаг, Императорских театров, Бахрушина, Журавлева и др.

По окончании осмотра выставки я горячо благодарил М. И. Венюкова за доставление мне возможности совершить осмотр под его просвещенным руководством; затем мы расстались, я и пошел еще побродить по Парижу.

На Сен-Жерменском бульваре, представляющем одну из лучших парижских улиц, без магазинов, но с роскошными домами богачей, я проходил мимо громадного здания Палаты Депутатов. Оно окружено высокою каменною оградой с утвержденными наверху острыми гвоздями, как бы от воров, и бастионообразным расположением стен. Говорят, что во время заседаний бывают иногда настоящие нападения парижской черни, против которой и приходится принимать столь решительные меры.

Тут же на Сен-Жерменском бульваре я осматривал, памятник одному из самых ярых поборников террора — Дантону, который и сам погиб под ножом гильотины. На пьедестале начертано спереди: Georges Jacques Danton 1759–1794, а по бокам его любимые изречения:

Après le pain l’éducation est le premier besoin de peuple.

Pour vaincre les ennemis de la patrie il nous faut de l’audace, encore de l’audace et toujours de l’audace.

Выйдя на набережную Сены, я подивился существующему здесь порядку продавать старые книги. По обеим сторонам реки, на всём пространстве, так сказать, центра города, т. е. не менее, как версты на три, каменный парапет набережных заставлен ящиками с книгами. В хорошую погоду все ящика открыты. В них уложены книги корешками вверх, а продавцы сидят в отдалении, на скамейках бульваров, и, по-видимому, не обращают никакого внимания на покупателей; каждый волен здесь рассматривать, читать и даже делать выписки из любой книги. Это какая-то бесплатная уличная библиотека. Однако я должен прибавить, что порядочных книг тут не продают; по большей части это никому не нужный старый хлам, состоящий из учебников, давно вышедших из обращения, да из легких романов.