Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

Вскоре, как только затихла пурга, к «Н-128» был послан самолет «Н-166», который сбросил им на парашютах все необходимое. Через три дня «Н-128» был на Рудольфе.

Мы ждали погоду целый месяц. После полета «Н-166» план высадки экспедиции был пересмотрен. Командование отрядом решило, что на полюс сначала пойдет один флагманский корабль. Это вызвало большие споры. Остальным участникам экспедиции казалось, что такой план слишком рискован и что если посылать одиночный самолет для поисков и подготовки льдины к приему остальных самолетов, то надо посылать не флагманский корабль, а какой-либо другой. Но командование было непреклонно.

19 мая ночью Дзердзеевский наконец уверенно сообщил, что погода в районе полюса хорошая и надо вылетать. В 04 часа 50 минут самолет «СССР-Н-170» под командованием Героя Советского Союза М. Водопьянова, имея на борту 13 человек, в том числе папанинцев, Шмидта и кинооператора Трояновского, стартовал на полюс.

Как выяснилось позже, полет проходил напряженно. Уже через двадцать минут начала портиться погода — наполз туман, сгустилась облачность. Но Водопьянов решил лететь дальше и повернуть лишь в том случае, если начнется обледенение. Но не это было главным; основные события разворачивались у механиков, которые обнаружили, что левый средний мотор парит. Стали искать причину и вскоре обнаружили — из радиатора вытекает антифриз, лопнул флянец. Это грозило посадкой, потому что скоро мотор должен был выйти из строя.

Посовещавшись, Шмидт и Водопьянов решили лететь на трех моторах. А тем временем механики делали все, чтобы устранить неисправность. Они нашли течь, для начала замотали ее изоляционной лентой и принялись ремонтировать мотор. Это была труднейшая работа, поскольку действовать приходилось без рукавиц и руки у механиков покрылись волдырями от ожогов горячим антифризом. А поскольку мотор находился снаружи, где температура воздуха была -23°, то руки еще и обмерзали. Но механики справились с неполадкой, о чем и доложили командиру корабля.

А тем временем «Н-170» подошел к 88° северной широты, до полюса оставалось совсем немного, но приходилось идти над облаками, чтобы не терять из виду солнце, по которому можно было бы точно определиться. Наконец штурман Спирин доложил, что внизу — полюс. Стали пробивать облака, с 1800 метров спустились до 600 и только тогда увидели лед. Самолет снизился еще и пошел бреющим полетом. Наконец нашли то, что нужно, — льдину шириной километра в четыре и длиной 10 километров. По виду она была многолетней, прочной. На нее и решили садиться, и в 11 часов 35 минут 21 мая Водопьянов посадил «Н-170» на полюсе.

После посадки «Н-170» связь с ним прекратилась.

Наступили тревожные часы. Что с самолетом? Не случилось ли катастрофы при посадке? Ежечасно Москва запрашивала нас, но мы ничего не могли ответить, и только через сутки Водопьянов сообщил: сели благополучно, льдина отличная. Молчали потому, что самолетная радиостанция вышла из строя, а рацию Папанина долго монтировали.

Это была победа, победа советских летчиков, своей посадкой на дрейфующие льды полюса доказавших, что все западные исследователи — американцы, итальянцы, норвежцы — были не правы, утверждая, что посадка на льды Центрального Полярного бассейна абсолютно невозможна.

Теперь мы имели свой аэродром на полюсе, свою метеостанцию, и выбрать погоду для старта остальных трех машин было нетрудно. Такая погода настала в ночь на 25 мая. Кренкель сообщил: в районе полюса ясно, тихо, вас принимаем. Дзердзеевский дал хороший прогноз и на всю трассу, и только от Рудольфа до 83° северной широты, как донесла авиаразведка, стояла сплошная, но высокая облачность. Решено было, что самолеты после взлета соберутся на границе облачности в зоне радиомаяка и оттуда пойдут строем во главе с «Н-171» Молокова — Ритслянда. Однако этот план оказался невыполнимым.

25 мая, в 12 часов, экипажи самолетов «Н-171», «Н-172» и «Н-169» совместно с обслуживающим персоналом на тракторах и на лыжах направились на купол острова, чтобы начать подготовку к вылету.

На Рудольфе стояла облачная погода с температурой —19°. Из лагеря папанинцев сообщали, что у них ясное, безоблачное небо, ветер слабый. Быстро прогрели моторы. Отдавались последние распоряжения. Папанин напомнил по радио, чтобы мы захватили ему собаку, пса Веселого.

В 23 часа 10 минут два спаренных трактора ЧТЗ потащили флагманский корабль по глубокому снегу на старт. Вдруг с радиостанции по телефону сообщили, что погода на куполе быстро портится, необходимо срочно покинуть Рудольф, иначе взлетную полосу затянет туманом.

«Н-171» пошел на взлет. С юга уже подходил туман. Тракторы подтягивали на старт «Н-172». Через 12 минут и он был в воздухе. Настала наша очередь, но в тот момент, когда «Н-169» вытаскивали из глубокой снежной траншеи, лопнул стальной трос. Только спустя сорок минут нам удалось выбраться на старт и пойти на взлет. Туман уже затянул южную часть острова. Взлетали прямо в океан со стометрового обрыва ледника.

Самолет, имея взлетный вес почти 25 тонн, пробежав 47 секунд, тяжело повис над океаном. Чтобы не терять времени, не стали делать традиционного круга, а сразу легли курсом на полюс.

Согласно плану экспедиции, после взлета самолеты должны были идти на север в зоне радиомаяка и на широте 83°, где кончалась сплошная облачность, обнаруженная разведкой Крузе, собраться вместе, чтобы следовать в лагерь Папанина строем. Но непредвиденная задержка с тросом сломала весь график. Когда спустя 28 минут «Н-169» прибыл в зону луча радиомаяка, то ни Молокова, ни Алексеева там не оказалось. Как потом выяснилось, «Н-171» почти час ожидал остальные самолеты в точке рандеву и, не дождавшись, опасаясь перерасхода горючего, улетел на полюс. «Н-172» спустя час после взлета видел на горизонте за кромкой облачности «Н-171», но потерял его в дымке и тоже пошел самостоятельно.

Как я уже говорил, мощной радиостанции и радиста на «Н-169» не было, и нам не удалось связаться с самолетами.

Мы попали в сложное положение, однако решили не возвращаться, а лететь на полюс самостоятельно — ведь основной груз научного оборудования станции «Северный полюс», глубинная лебедка, гидрологические приборы, аптека, часть продуктов питания и горючее находились у нас на борту. Вернуться на Рудольф означало сорвать экспедицию или затянуть на неопределенное время сроки выполнения задания. Лететь — это было единодушное мнение всего экипажа «Н-169», несмотря на то что самолет располагал лишь минимумом навигационных приборов. Сложно? Да. Но выполнимо. Итак, на полюс! Там мы надеялись отыскать годную для посадки льдину и, уточнив свои координаты, перелететь в лагерь папанинцев.

Когда мы подошли к широте 83°00′, облачность резко оборвалась, перед нами было ясное, голубое небо, внизу тянулись пространства изломанного льда, залитого лучами солнца. Температура в самолете стояла —25° (в те времена самолеты не отапливались), но мне было жарко, так как работать приходилось не покладая рук. Каждые 15–30 минут я рассчитывал наши координаты, используя для ориентации солнце, радиомаяк и метод счисления, и, кроме того, вел разведку состояния льдов, нанося их данные на карту и делая отметки в бортовом журнале. На мои запросы самолеты «Н-171» и «Н-172» не отвечали. На широте 88°33′ я перестал их звать, так как при приближении к полюсу все свое внимание пришлось перенести на штурманские расчеты. Погода не изменилась. С Рудольфа по радио сообщили, что и на льдине погода отличная.