Сергей Сергель - На золотых приисках

Песня рождала творческие порывы, стремление к необычному— и таежник шел по пути наименьшего сопротивления. Скоро из помещения рабочих послышались громкие разговоры, затем брань и, наконец, грохот потасовки.

Причина ее всегда одна и та же — баб в тайге мало. Кроме Авдотьи и Фаины Прохоровны, на стане есть еще лишь одна баба Иринка. Посмотреть на нее сбоку — что-то лошадиное и стихийное вспоминается. Но натура у Иринки непостоянная. Недавно была в большой дружбе с татарином. Через педелю повздорила с ним и сдружилась с Гаврилой. Вчера же она при всех изругала Гаврилу и одобрительно отозвалась о Максе. В результате сегодня, после музыкального и спиртового вдохновения, разыгралась потасовка. Макея первый выкатился из помещения, так как против него были и Гаврила и татарин, затем выброшенным оказался Гаврила, татарин же с Ириной остались допивать спирт. К этой паре присоединились певцы с Авдотьей, и скоро весь стан, кроме хозяина, семьи служащего и меня, был пьян. Уже горланились песни, Никита хныкал, Матвей же уверял Петра Ивановича, что «вот пропади он на этом самом месте, если... ну, больше ничего!» Татарин пошатываясь вышел на крыльцо и начал угрожающе посматривать в сторону помещения Петра Ивановича. Заметив это настроение, Никита с Матвеем пробовали втолкнуть татарина обратно в помещение, но татарин был силен и легко стряхивал с себя двух приятелей.

Дело было решено надвинувшейся грозой. Тайга вдруг зашумела и загудела, заскрипели пихты и кедры, стемнело,и дождь ливнем обрушился на стан. Все разбежались по домам.

* * *

— Вста-ва-ай! — врывается в сон голос Трофима Гавриловича.

Трещат таежные головы, не оторвешься от жесткого изголовья.

— Ох, выпить бы! — проносится вздохом по рабочему помещению.

— Выпьешь! И слезинки не оставили, черти, — бормочет Матвей.

Кряхтя, отплевываясь и бранясь, поднимаются рабочие со спальных настилов, нехотя пьют чай, одеваются, и скоро мы гуськом в сумрачном молчании идем по тропе к месту работы. Ветер шевелит мокрые ветки, и с них сыплется на нас град капель.

День выдался трудный. Пласт песков пошел удобный для выемки, и тачки нескончаемой чередой визжали и обрушивались на нашу колоду. Ни в какой бане не бывает такого потения, и от редкой палки так болит поясница. К вечеру походили на размякшие мочалки.

Надеялись — золота много снимем. Трофим Гаврилович, с раскрытым от усталости ртом, смыл тихой струей последние пески, глянул на дно колоды, потом на дно бутары, покосился на плинтусы.

— Скверно дело... —упавшим голосом промямлил он.

Кое-как наскреблась кучка зерен (издали совсем, как

рожь) золотника в два.

Возвращались на стан еще более хмурые, чем были утром.

Петр Иванович сидел над планами и картами.

— Ну, как дела? —встретил он нас добро душной улыбкой.

Адрианов молча протянул ему крохотный кулек из газетной бумаги.

Улыбка сбежала с лица Петра Ивановича.

— Только всего?

— Да.

Прикинули на весах —один золотник и 80 долей. Намытого не хватало покрыть расходы дня.

Негр Иванович задержал вздох и лег па койку, заложив руки за голову.

Ужиналось плохо, сон был не весел.

На другой день работали с напряжением отчаяния — ведь нам грозил голод и уход с работы без расчета.

В результате золотника полтора. На следующий день золота намылось еще меньше и, наконец, оно почти совсем прекратилось. Было ясно — золотоносный пласт выработался. Вечером Петр Иванович и Адрианов долго совещались, как быть дальше, во ни к чему не пришли.

—Ну, ладно, все равно ничего не придумаете, утро вечера мудренее, — заявила им смягченная жалостью Фаина Прохоровна.

На том и разошлись. Петр Иванович проворочался всю ночь с боку па бок, утром же, чуть свет, разбудил Трофима Гавриловича.

— Попробуем поищем по Александровскому ключику?

— А, пожалуй... попробуем.

И сейчас же послышалось:

— Вставай-ай! В разведку на Александровский!

От стана до Александровского ключика версты три. В сухую погоду ручеек почти пересыхает, но последние дожди напитали его, и ключик шумел резвою струею по тенистому руслу. К концу своего пути он выбегал на широкий и открытый склон долины Кундата, поросший высокой» травою c редкими деревьями. Повыше начиналась густая тайга.

Я и Петр Иванович вышли раньше. Последний как-то брал уже пробы из этого места и нашел их не безнадежными. Теперь решил пробу повторить, главным, образом чтобы выяснить, конечно, приблизительно, как высоко по склону начинается золотоносный пласт. Захватив кайлу, лопату, топор и ковш мы отправились.

Утро было ясное, и обильная роса промочила нас насквозь до самого пояса.

Выйдя на ключик, пошли вверх по его руслу. Отойдя с четверть версты от Кундата, Петр Иванович остановился. Черпнули ковшом песку со дна, выбрали руками камни и камешки и оставшийся песок тщательно взмутили, промыли и мутную воду слили. Затем опять черпнули воды, взмутили и промыли остаток и снова слили. После нескольких промывок на дне ковша остался черный железистый осадок, «шлих>. Мы нагнулись к этому остатку, и среди черных крупинок нам приветливо блеснуло несколько маленьких золотинок.

Я посмотрел вопросительно на Петра Ивановича. Но он ничего не ответил и пошел дальше.

Минут через десять взяли вторую пробу. Золотинок было несколько больше.

Проба за пробой давали удовлетворительные результаты.

Петр Иванович повеселел, напряжение сошло с лица.

— Вот наша работа,—улыбнулся он мне —то в жар, то в холод.

Войдя в тайгу, должны были преодолевать большие препятствия. Ручей был завален окончившими свою жизнь елями, русло сплелось с корнями. Рубили корни и из-под них брали пробы. Золото начало уменьшаться и, наконец, совсем прекратилось.

Реки и ручьи наиболее надежные руководители золотоискателя. Их текучая вода глубоко врезается в пласты горных пород, прорезает золотосодержащие пески и катит их с собою вниз. По этим уносимым пескам и догадывается человек, что где-то рядом, или выше по реке, залегают драгоценные пески.

Но и самые пласты золотоносных песков есть результат размывающего действия воды. Коренное золото—жильное. Коренное золото чаще всего вкраплено в кварц —то в виде прослоек жил разной мощности, то в виде крупинок разной величины (от невидимых глазом до самородков в несколько пудов весом).

Проходя но кварцевым месторождениям золота, вода подмывает их, порода обрушивается в реку, дробится, истирается и дает кварцевый песок с золотыми крупинками. Течением воды этот материал уносится и отлагается где-нибудь ниже в виде пласта золотоносных песков. Со временем на песках может развиться богатая растительность, нарасти лес, они закроются толстым слоем перегнойного материала — тем, что называется в золотом деле «торфом», или «турфом».