Михаил Кожухов - Клуб путешествий. Записки командора и других путешественников (сборник)

Боцман, «человек лодки» (boats man), тоже самый главный на корабле. Это ведь на каком-нибудь там Catty Stark все паруса электрические механизмы растягивают, а тут всё вручную, всё на глазок, всё по его команде. Ну, и вся палубная работа, покраска, починка – тоже.

Так вот, идем мы как-то с ним Ла-Маншем. Погода отличная, ветер в паруса. Курим, говорим о прекрасном. Юръюрич все на бом-брамсель поглядывает: не нравится ему, как бом-брамсель поставлен.

– Нечестно как-то получается, – говорю я. – Сколько мы с тобой ходим, а ничего нашим именем до сих пор не назвали. Ни единого мысочка, ни одного островочка. Что ты об этом думаешь?

– Так я думаю, что это несправедливо, – подумав немного, решительно отвечает он.

– А давай, – предлагаю, – мы тогда нашим именем Ла-Манш переименуем? На том и порешили. Но французишки с англичанишками наше предложение отклонили. А как вы хотели? Санкции. (см. фото 147)

Фото 147. Боцман 1 грота Юрий Юрьевич Юров

Сколько в мире парусных мастеров? Человек двести-триста, наверное, тех, которые строчат швейными машинками в дорогущих яхтенных ателье. А таких, которые ходят под своими парусами, на всю земную человеческую массу – десятка три, не более.

Это, знакомьтесь, один из них – Игорь Майоров, парусный мастер на «Крузенштерне». Поскольку вся красота и силища барка как раз в парусах, то Майоров, выходит, тут главный?

Под его «началом» 6 тысяч квадратных метров парусного полотна, которое то и дело рвется, стареет, нуждается в починке. Сколько всё это весит, никто не знает: не взвешивали. Десятки тонн – это как пить дать.

Сам Майоров в жизни как на снимке. Улыбчивый и ироничный. Когда на барке аврал, он вместе со всеми бежит к гроту, мачте по-нашему, тянет изо всех сил гордени, выбирает шкоты, – это такие веревки, которые разворачивают его хозяйство на реях. Когда парус надо менять, Игорь первым лезет на марсель или форштевень и, надвинув на глаза свою круглую шапочку, чтобы не сдуло ветром, командует курсантами, чтобы они правильно сделали работу.

У парусного мастера есть просторная темная каморка где-то в брюхе барка, там стоит швейная машинка, лежит парусное полотно и разный портняжный инструмент. Когда на корабле много гостей, его друг Юрий Юрьевич Юров, боцман Первого грота, растягивает в каморке гамак и спит в нем, уступая свою каюту приезжим. А в мирное время Майоров там один – строчит что-то да порет. Вот, собственно, и все его дела в море.

С какой такой радости обычный человек ХХI века решил стать не менеджером, юристом или бухгалтером, а парусным мастером? «Само собой получилось, – объяснил мне Майоров. – Пришел на корабль плотником, потом предложили боцманом, потом говорят, кока на рейс нет – пойдешь? Поработал и коком, и боцманом, никто не жаловался.» Но всё это не его было. И когда несколько лет назад прежний парусный мастер списался на берег по возрасту, занял его место и счастлив.

Получает он, как и все на «Крузенштерне», копейки. Но кому надо в море «за длинным рублем», – проще наняться на сухогруз и горя не знать. И платят хорошо, и работы меньше. А тут паруса и полтораста мальчишек, которых надо учить морскому делу. Вот и подбираются особые, неправильные по нынешним временам люди на территории «Крузенштерна», свободной в человеческих отношениях от постмодернизма, если я правильно понимаю этот термин: так раньше называли цинизм, нет? (см. фото 146)

Фото 146. Парусный мастер Игорь Майоров

Когда впервые поднимаешься на борт «Крузенштерна», когда все здесь непривычно и немного тревожно, и перед тобой является старший боцман барка Михаил Привалов, голова сама собой вжимается в плечи. «Ну, все, – думаешь. – Вот он какой, морской волчара… Сейчас он из тебя будет делать макароны по-флотски». Не будет! Это как раз тот случай, когда первое впечатление самое что ни на есть обманчивое.

Нужно родиться на свет последним лентяем и рохлей, чтобы на парусном аврале услышать от старшего боцмана подробное описание твоих врожденных, а также приобретенных способностей. Да и то строго в литературной форме, другого при курсантах он себе не позволяет. И понять Привалова в такие минуты можно – за все, что находится на палубе, за все эти гроты и реи, за тысячи километров такелажа, за точное исполнение громыхающих с мостика команд на «Крузенштерне» отвечает он, старший боцман, уже без малого двадцать лет подряд. Это даже не сосчитать, сколько миль за кормой. Одних кругосветок у него – две штуки. Таких опытных моряков, как он, по всему миру искать замучаешься.

Видно, штука тут вот в чем: когда Бог творил телесную оболочку Привалова, он не пользовался ничем другим, кроме топора. Зато когда дело дошло до приваловской души, в ход пошли инструменты, пригодные разве что для сборки самых изысканных механизмов. Такое вот получилось несоответствие формы и содержания в отдельном взятом старшем боцмане – «человеке лодки». Так переводится с английского его самая важная должность на любом корабле. (см. фото 148)

Фото 148. Михаил Привалов, старший боцман и Михаил Кожухов

«Суров, но справедлив», – подумал я, получив взбучку от капитана «Крузенштерна» Михаила Еремченко за не очень примерное поведение наших практикантов.

По непроницаемому выражению лица капитана никогда не знаешь, что он сделает или скажет в следующий момент. Похвалит ли твою команду за стремление как можно быстрее освоить укатку парусов, попеняет ли за поступок излишне любопытного фотографа, забравшегося на бушприт в надежде сделать самый ценный кадр, или, заметив в твоих руках веревку, покажет такой морской узел, которого ты никогда раньше и не видел.

У капитана на корабле особая роль – одновременно быть ответственным за всех, и в то же время – чутким к мыслям и эмоциям каждого члена команды. Наверное, это дано только тем, кто сам прошел практически все судовые роли, начиная с курсанта. У Михаила Петровича, кстати, в этом году юбилей – 20 лет под парусами «Крузенштерна».

В последние дни пребывания на корабле, когда приходит пора подписывать на память книги и вручать сертификаты участникам экспедиции, можно увидеть тень грусти на лице капитана. В такие моменты можно услышать очень личные истории из жизни Михаила Петровича. Которые никому не хочется рассказывать – ведь они предназначены только тебе. Именно тогда к тебе приходит осознание, что не только ты будешь скучать, но и здесь, на паруснике, будут скучать и по тебе.