Василий Юнкер - Путешествия по Африке

Следует привести важный эпизод с коровой, которая следовала с нами из мудирии Бахр-эль-Газаль до Ндорумы. К сожалению, я велел по дороге заколоть теленка, которого корова к себе не подпускала. А так как последняя потеряла позже молоко и не могла мне больше приносить пользу, я распорядился у Ндорумы зарезать также и корову. Это было ошибкой, в которой я очень раскаивался, так как оказалось, что корова должна была скоро отелиться. Таким образом, мы в течение нескольких дней, в последний раз на многие годы вперед, ели свежую говядину. Большая часть мяса была разрезана на куски и завялена для последующих месяцев. Засушенное таким путем мясо долго сохраняется.

Следует также подробнее рассказать о леопардах. Хотя случаи, когда леопарды утаскивают людей из хижин, происходят часто, инертное население совсем не принимает мер для защиты от прожорливого хищника. Крепкие заборы вокруг хижин населению незнакомы; только негритянские народы, разводящие скот, предохраняют его посредством крепких ограждений. Ньям-ньям удовлетворяются тем, что в отдельных случаях баррикадируют бревном дверь изнутри. Все же они стараются поймать хищника. Так как леопард обыкновенно в течение нескольких дней подряд возвращается к тому месту, где он нашел свою первую жертву, то, чтобы схватить зверя, в соответствующем месте сооружают невысокий помост, на котором укрепляется толстый ствол дерева под углом к площадке. Приманка укладывается в месте касания бревна с помостом. Если леопард идет на приманку, состоящую из остатка какой-либо туши, ноги или руки павшей накануне жертвы, то падающее бревно убивает прожорливого хищника. То обстоятельство, что у азанде редко встречается поврежденная и продырявленная копьем шкура леопарда, служит доказательством того, что звери обезвреживались указанным способом, а затем убивались; если в каком-либо месте спинного хребта полностью выпадают волосы из целой шкуры, это служит несомненно знаком того, что леопард был убит упавшим бревном.

Для меня важнее всего было установить и выяснить наши отношения с Ндорумой. После моего прибытия я на торжественном собрании преподнес ему первые подарки. Револьвер в кобуре с патронами, казалось, доставил ему особенную радость, и с этого времени слуга всегда и повсюду носил его за ним. Еще многое другое я подарил ему тут же, но и позже он неоднократно получал от меня вещи из моего запаса европейских товаров. Но, несмотря на это, дни снова проходили в бесполезном ожидании, и для дальнейшей постройки станции ничего не было сделано; наконец, при очередной передаче небольших подарков, я дал ему почувствовать мое негодование по поводу позорного поведения его людей. Я сказал ему, что теперь раскаиваюсь, что отпустил правительственных солдат; что, как я теперь понимаю, его люди добровольно не закончат работы у меня, что только чувство страха, во всяком случае, могло бы заставить их это сделать. Если ничего в этом деле не изменится, я со своей стороны буду действовать, а он и его подданные будут позже горько раскаиваться в своем поведении. Я сказал ему, что он день за днем дает мне пустые обещания, что слова его сплошная ложь и т. д. В результате на следующий день явилось значительное число людей и взялось за работу. Я при этом ходил от одной группы к другой, наблюдал за ходом работы, хвалил здесь, порицал там, раздавал понемногу табак или окурки сигар и старался поддерживать людей в хорошем настроении.

Люди теперь сами добровольно становились на тяжелую работу по очистке поверхности земли. Из-за недостатка рабочего инструмента торчащие корни глубоко обкапывались заостренными палками и затем вытаскивались; множество маленьких муравейников, торчащих в виде грибов, сбивалось, вся площадка должна была в заключение быть хорошо выравнена. Небольшие термитные муравейники, рассеянные по всей почти Африке, имеют настолько крепкое строение, что от сильного удара целиком отделяются от основания. За отсутствием в пути подходящих камней для очага, эти термитные постройки можно использовать; три сложенных треугольником муравейника образуют вполне пригодный очаг. Почти ежедневно кипела на нем вода для моего чая или варился суп из цесарки на ужин.

В результате моих настойчивых требований часть людей вышла на работу и в последующие два дня. Когда же позже негры перестали являться на работу, Ндорума однажды утром велел бить в огромный боевой барабан. Звук его далеко слышен и, смотря по числу и роду ударов, означает, что по приказу князя живущие вокруг вассальные вожди со своими подчиненными должны вооруженными поспешить сюда на собрание или торжество, на охоту или на войну. В прошедшие времена, когда эти области были гуще населены, такими сигналами, тотчас же повторяемыми до самых крайних границ области вождями на их барабанах, мобилизовались всегда готовые к войне люди в короткий срок. Так и в данном случае сигнал у хижин Ндорумы был сейчас же повторен на боевых литаврах некоторых вождей. В течение короткого времени прибыли вооруженные копьями и щитами люди. Когда они узнали, что то была шутка князя, веселость их была очень велика; они мирно сложили свои копья и щиты у хижин, и все воинство соблаговолило стать на работу. Забор вокруг стоянки был скоро закончен, и я велел в завершение сделать его еще более неприступным, набросав на метр высоты кучи колючек из леса, чтобы затруднить хищнику вход в зерибу. Лишь теперь, когда изгородь была готова, я мог отдаться исполнению давнишнего моего желания развести огород внутри станции. С этой целью я отделил с помощью моих слуг северную треть внутреннего пространства легким низким забором. Дорожка, с обеих сторон огороженная подобным же образом, делила огород на две равные части и вела к входу, а оттуда вниз к речке У эре. Второй вход в ограде станции был обращен на юг к жилищам Ндорумы.

За последнее время дождь размочил землю, и этим облегчилась вспашка ее европейским способом. Ньям-ньям перед посевом обрабатывают землю небольшими мотыгами, которые разрыхляют ее только поверхностно. Я для огородных работ привез с собой из Европы лопаты и грабли и обучал теперь своих слуг, как пользоваться ими. От Фараг’Аллы я имел здесь хорошую помощь, так как он уже подобную работу видел в Европе. Вскопанный участок земли был, по отечественному образцу, разделен узкими дорожками на длинные грядки, которые я засевал по вечерам различными семенами. В течение нескольких недель в обоих огородах было сделано шестьдесят таких грядок.

На западной стороне станции позади домика Бондорфа находилось несколько небольших помещений для верховых животных; в крайнем углу, у огорода, находился особый павильон для уборной, а перед ним, ближе к середине станции, я велел построить большой просторный шалаш, служивший складом и местом ночлега моего слуги Фараг’Аллы. В целях пожарной безопасности я не поместил весь багаж в одном месте, а разделил между различными постройками. У (правой) восточной стены возвышались шалаши, построенные для служанок, хлев для коз и курятник. Шалаш с двускатной крышей, построенный к нашему прибытию и расположенный посредине двора, служил, после окончания строительства моего жилища, для хранения ящиков и собранных сухих дров. Там же спали и остальные слуги. Мое личное жилище было построено последним, так как другие работы были более нужными; оно находилось справа от южного входа в стоянку. До его окончания я ночевал в дар-эт-торе, где провел много бессонных часов у огня, когда ночью лил дождь, и вода, капавшая во многих местах через плохую крышу, заставляла меня выискивать другое еще сухое местечко и защищать багаж и постель от сырости. Среди многих огорчений и досады тех дней первые ростки моего посева доставили мне тем большее удовлетворение, и с радостью я приветствовал крошечные растеньица, ежедневно появлявшиеся на грядках.