Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

25 февраля 1990, воскресенье.

День большого переезда. 6.59 поезд на Милан. 9.15 Милан-Генуя. 11.53 Генуя-Вентимилья. Это граница, здесь картина меняется: на следующий поезд моей трассы (на Ниццу, 15.25) просто так не сядешь – нужно встать в длинную очередь перед закрытой дверью французской таможни. Скоро уже отправление поезда, а дверь все еще наглухо закрыта. Она открывается лишь за несколько минут до отправления. С паспортами наперевес люди устремляются вперед и практически все минуют пограничника без задержки.

Но вот он берет мой паспорт – и все движение очереди останавливается. «[Sesesepé], – читает он вслух с явным интересом, – такого у меня еще не бывало! Проезжали только два албанца». Что уже настало время отправления, а за мной еще масса народу, его никак не трогает. Разговаривает со мной скорее благосклонно: уж очень интересный для него случай! Я начинаю ему что-то рассказывать про свои занятия в университете в Эксе (чудовищная ошибка с моей стороны, но я ведь совершенно не подозреваю о том, что у меня нет больше никакого права на въезд во Францию). К великому счастью, про университет ему совершенно неинтересно, и он уже почти протягивает мне мой паспорт. Но вдруг спохватывается: «Постойте-ка, вам же нужен штамп! Только он у начальника; но сейчас я к нему схожу». И он спокойно перегораживает барьером движение всей оставшейся очереди и уходит с моим паспортом. Очередь стоит смирно – никто не бунтует и не кричит ему вслед. Наконец он все же возвращается. Отдает мне паспорт. Поезд, оказывается, задерживают до конца всех этих процедур. С некоторым опозданием он отправляется. Дальше уже все просто: 16.36 Ницца-Марсель и 19.30 Марсель-Экс.

Что в действительности произошло на этой границе, я осознал только года через два, когда уже стал разбираться в визах. Если бы мне все-таки удалось довести до сознания пограничника, что я уже побыл во Франции и отправился на экскурсию по Италии оттуда, меня бы, конечно, не пропустили – и что было бы дальше, сейчас можно только гадать; ничего хорошего не было бы точно. Но у моего пограничника уже сложилась в уме картина русского, который въезжает во Францию именно через его пост, – должны же и на его скучном посту иногда бывать интересные случаи! И он пропускал мимо ушей все, что не укладывалось в эту картину. А въездной штамп начальник спокойно поставил по другой, но тоже случайной причине: когда я въезжал во Францию поездом Брюссель-Париж, пограничники схалтурили – прошли по вагону рысью, не проверяя паспортов. Так что мой паспорт был свободен от въездного штампа.

Любопытно другое: как много я выиграл от своего дремучего невежества. Ведь если бы я уже хорошо разбирался в визах, мне было бы ясно, что возможность съездить в Италию из Франции для меня закрыта. И не было бы моего изумительного путешествия – со всеми его впечатлениями, новыми людьми, венецианским карнавалом и драматическим докладом.

10 марта 1990. Экс.

Анюта уезжает в Париж. Но она проковырялась лишние 10 минут на выходе – и наше такси не пробилось через городские пробки к вокзалу к отходу поезда Экс-Марсель. На том же такси гоним прямо в Марсель. Таксист слушает наш иностранный разговор – и ясно понимает, что несчастную жену муж загрызает за потраченные из-за опоздания деньги. Его сочувствие к Анюте так велико, что происходит нечто для Франции неправдоподобное: в Марселе на вокзале при счете в 206 франков он не только отказывается взять чаевые, но и дарит Анюте 6 франков – берет только 200.

10 мая 1990. Венеция.

Palazzo Giustinian-Lolin. В задней его части так называемая Fondazione Levi – гостиница с некоей профессорско-академической окраской. Отводят комнату № 25 со словами: «В этой комнате останавливался Лотман». («Эх, хотел бы я сейчас оказаться в комнате, где останавливался Лотман», – сказал он мне сам потом в Москве.)

11-го лекция в университете на Ca'Garzoni, у Витторио Страды; реально организацией занимается его жена Клара Янович, моя бывшая однокурсница, которая теперь здесь тоже преподает. Пришли Ремо Факкани и Розанна Джаквинта. Задняя стена аудитории, вся стеклянная, нависла прямо над Canal Grande. Слушатели сидят к ней спиной, но я-то – лицом, и я все время вижу, как проплывают гондолы и вапоретто. Но самое ослепительное – даже не солнечный Canal Grande, а венецианские студентки, которые сидят прямо передо мной. Не знаю, может быть, это тот же эффект, что на перроне в Пизе: потом уже никакие другие так не ослепляли. Клара Янович фотографирует меня, а мне, наоборот, страшно хочется, чтобы она от доски сфотографировала зал – так, как его вижу я. Но куда там: она своим студенткам любезностей делать не намерена. И после лекции обвела их взглядом так сурово, что ни одна из них не посмела задать ни одного вопроса – к большому моему сожалению.

14 мая. Пиза.

У меня сложилась маленькая мечта: когда-нибудь пройти из одного итальянского города в другой пешком. И вот однажды все-таки получилось. Будучи в Пизе, сел на автобус, который довез меня до маленького городка Тиррения на берегу моря (однако же не Тирренского, как можно было бы думать, а Лигурийского). Сойдя с автобуса, пошел вдоль моря к северу – обратно в сторону Пизы. Вначале это был пляж. Но как же он был пустынен и дик в сезон, когда по итальянским понятиям еще не только купаться, но и опустить ногу в воду нельзя. Ни единой живой души ни влево, ни вправо до горизонта. Постепенно пляж перешел в обычный берег. Трасса моя оказалась заданной совершенно жестко: в двух метрах слева море, в десяти метрах справа шоссе – как это ни странно, практически пустое. Между шоссе и морем – защитная волнорезная полоса из огромных каменных глыб. Глыбы эти показались мне чем-то странными, слишком элегантными для их грубой функции. Нежного розовато-светло-коричневого цвета, с прожилками, местами почти белые. Только те, что у самой воды, почернели от морского налета. И вдруг осознал: да это же мрамор!

Так ведь и правда: совсем недалеко отсюда Каррара – что им еще и делать с огромными массами мраморного лома и глыбами не самого изысканного рисунка и не самого модного цвета! Это их самый доступный строительный материал, и его легко хватает и на сотню километров берега.

Тишайший яркий теплый день, склоняющийся к вечеру. Море – тихое как залив. Пять километров такого райского пути, и показался городок Марина ди Пиза, славный ни много ни мало тем, что здесь высадился занесенный в Италию Эней, а еще – одной из самых красивых тосканских церквей.

15 мая. Флоренция.

Невзначай получаю от Симонетты очень внятный урок на тему о том, что такое флорентинец. Недалеко от Эмполи есть гора, с которой пытался летать Леонардо да Винчи (городок Винчи тут совсем близко). «Но чтобы вам ее показать, – говорит Симонетта, – нужно, чтобы с вами был какой-нибудь флорентинец или итальянец».