Вильям Смит - Очерки на разных высотах

Надо сказать, что, рассказывая нам об этих прискорбных эпизодах, Женя, скорее сожалел о поступке Мысловского, чем осуждал его. Как сказано в его воспоминаниях: «Ну, как можно тебе Эдя, отдавшему так много Эвересту, не понимать ребят, не стремиться к полному успеху. Испугаться!». Но понятно, что дело было не в трусости, точнее — не в «биологическом» страхе. Все проще: вспомним, что конформизм был одним из условий более-менее благополучного выживания в советском обществе, и ему были подвержены даже люди, с мужеством прошедшие через сильнейшие испытания жизни.

Ну, а на Эвересте все происходило так, как и полагалось, вне всякой зависимости от абсурдных постановлений коммунистической ячейки в базовом лагере. В 17.00 вся тройка хомутовцев собралась в лагере 4. В 20.00, когда Е.И. довел до их сведения решение собрания и свое особое мнение, они не стали терять время даром и немедленно вышли к лагерю V, где и оказались к 22.00. Ранним утром 9-го мая они вышли с рассветом и уже в 11.30 смогли рапортовать Тамму, что достигли вершины.

Все в базовом лагере ликовали, услышав эти известия. Как говорится у классиков: «Гром победы раздавайся! Веселися, храбрый Росс!». Насколько я знаю, ни в тот момент, ни позднее никто из тех, кто голосовал за то, чтобы остановить группу Хомутова, даже не вспомнил, что эта победа была достигнута вопреки указаниям «высших инстанций» и решению местной парторганизации. Хорошо еще, что потом в Москве беспрецедентное упорство Тамма в отстаивании своего решения не подверглось публичному осуждению!

И в заключение, чтобы у читателя осталось правильное впечатление об отношении участников экспедиции к своему начальнику, приведу следующую пару отзывов из их мемуаров:

Валентин Иванов: «Все-таки молодец, Евгений Игоревич! Поднять такое

дело! Ему больше всех пришлось работать в Москве и здесь, в Непале. Колоссальная ответственность в принятии сложных, порой весьма неоднозначных решений. Такие перегрузки легли на его плечи, что просто приходится удивляться: как такое можно выдержать?».

Валерий Хрищатый: «Сейчас, оглядываясь назад, снова проигрываю мысленно все ситуации и ставя себя поочередно на место каждого, понимаешь позицию руководства в той или иной обстановке. Понятно, что не мы с Казбеком были основной причиной возвращения связки Ильинский—Чепчев, мы явились лишь дополнительной причиной. И приходится только удивляться смелости и душевной отваге Е. И. Тамма. В его душе воистину живет великий спортсмен».

За те двадцать с лишним лет, что я всерьез занимался альпинизмом, мне довелось перевидать в разных ситуациях с полдюжины разных начальников. Ни один из них даже близко не приближался к тем стандартам, что интуитивно были обозначены для себя Е. И. Таммом. В нем не было ничего от поведения альфа-самцов, что не было таким уж редким среди лидеров альпинистских команд. Похоже, что сызмальства в нем было заложено нечто вроде набора камертонов чести и достоинства, что на протяжении всей его жизни и определяли его поведение и выбор приемлемых решений.

Я достаточно хорошо знал Женю, чтобы утверждать, что он совершенно не переносил дифирамбов в свой адрес и вообще не любил патетики. И все же рискну предложить в качестве завершения своего очерка про Е. И. Тамма стихотворение Булата Шалвовича Окуджавы, поэта, которого Женя очень любил:

Конец зимы 2015—16 года… Вот я и на даче. Снега выпало в этом году — «по самоe некуда», как говаривал один мой знакомый. В этот раз я приехал сюда вместе с младшей дочкой Сашей и ее семейством. Едва добрались до крыльца, как восьмилетний внук Данька схватил лопату и с такой яростью пошел, пошел, пошел… — ну просто бульдозером, расчищать дорожки так, что уже через час все как-то стало приобретать обжитой вид, и я смог добраться до той кучи распиленных дров, что мне предстояло поколоть.

Весь день стояла великолепная погода начала февраля, всего 5 градусов мороза. Безветрие и временами даже голубое небо. Полная тишина кругом и даже не слышно пролетающего экспресса «Сапсана», хотя от нас до «железки» всего лишь километра полтора. Зимний лес стоит весь в снегу, как бы напоследок рисуясь своим роскошным нарядом. И, как всегда, во время свежего белоснежья все вокруг даже замызганное, заплёванное, загаженное Подмосковье, приобретает такой девственно чистый вид, что невозможно поверить, что на самом деле под этим покровом — омерзительная помойка почти на каждом шагу. Так что, любить Россию надо зимой, это как-то приятнее с чисто эстетической точки зрения!

Сейчас уже стемнело. Мое семейство затихло, и я сел за свой PowerBook, имея первоначально вполне благопристойную цель заняться обзорной статьей по химии, которая давно меня ожидает. Но эта идея мне почему-то перестала казаться привлекательной. Совершенно неожиданно для меня и, видимо, по случаю близкого окончания уже поднадоевшей зимы, захотелось чего-нибудь написать из воспоминаний о своей жизни. Преимущественно о светлых ее событиях, — ведь они всегда хранятся в запасниках памяти поверх темного слоя грустных эпизодов, в какой-то степени нейтрализуя их. Конечно, в жизни полно печалей и скорбей, забыть о которых невозможно. Но ведь, в конце концов, именно в памяти о счастливых моментах радости, что случались ранее (а если Бог даст — еще будут!), можно найти силу жить наперекор всему.

Двадцать с лишним лет я вместе со своими друзьями ходил в горах и очень значительная часть моих жизненных впечатлений, так или иначе связанных с горами, составила содержание моей книги «Мои друзья и горы». Эта книга была тепло встречена читателем и мне захотелось снова вернуться к этой важной для меня теме, дополнив сказанное ранее и несколько изменив ракурс повествования.

В моей биографии этот год отмечен тем, что я закончил химфак МГУ и по распределению должен был ехать на работу на Карагандинский завод синтетического каучука в город Темиртау. Как и почему получилось, что мне на распределении выпал такой, прямо скажем, не совсем банальный жребий — об этом можно прочесть в моей книге «Я воды Леты пью». Здесь скажу только, что в то время я был настолько увлечен перспективой участия в альпинистской экспедиции на Памир, что по сравнению с этим волнующим приключением, все остальное казалось мне не заслуживающим серьезного внимания.