Юсси Конттинен - Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии

Хотон и балаган строят из бревен, вертикально вкопанных в землю, а стены делают наклонными, чтобы экскременты лучше на них держались. Балаганы и сейчас используются, только как дачи, охотничьи избушки или выставляются в музеях под открытым небом и на праздничных полях. А вот странные на вид хотоны стоят у всех на заднем дворе и активно используются для животных. У нас хотона было два, и благодаря им мы не жаловались на отсутствие детской площадки, потому что дети быстро приспособили их для игр.

Наш дом расположен рядом с улицей Каландарашвили. В Якутии полно улиц, названных его именем, но наша самая важная: на другом ее конце в марте 1922 года белые якуты устроили засаду и убили «сибирского деда» Нестора Каландар и швили. Каландар и швили был грузинским революционером, сосланным в Якутию, который в пылу Гражданской войны закалился и стал командиром партизанского отряда. По иронии судьбы его имя в названии улицы, на которой он погиб, написано с ошибкой. Кроме того, сложно было назвать улицей эту грязную деревенскую дорогу, на которой надо было лавировать между кучами навоза, костями животных и ямами.

В Тёхтюре царила пасторальная идиллия. Вокруг свободно разгуливали лошади и коровы, и надо было следить, чтобы они не вошли к нам во двор и не пожрали Октябринины посадки. Время от времени мимо с грохотом проезжали трактор или машина, иногда всадник. Окна старых домишек украшены цветными наличниками, а во дворах стояли резаные деревянные сэргэ – ритуальные столбы. Изначально они предназначались, чтобы к ним привязывать лошадей, но потом их начали ставить в ритуальных целях, по случаю свадьбы или похорон. В якутской мифологии три кольца – канавки на столбе – места, куда привязывают коней обитатели верхнего, среднего и нижнего миров.

Перед нашим домом – пастбища лошадей и коров, в которых энергичные суслики наделали множество дыр. За лугами в двух километрах от нас течет приток реки Лены, где мы отдыхали в теплые дни. Вода холодная, течение быстрое, но красивый песчаный пляж тянется на километр. Если бы еще кто-нибудь сказал лошадям, что на пляже нельзя какать. В верхней части деревни за высоким холмом начиналась лесная полоса, которая дальше шла на тысячи километров тайгой, состоящей в основном из лиственницы. Мы пару раз ходили в лес за брусникой, но возвращались ни с чем. В конце концов купили ягод на зиму на крестьянском рынке в Якутске.

Почти все жители нашей деревни – якуты, говорящие на тюркском, якутском языке. Это степной кочевой народ, который пришел сюда с юга около 800 лет назад. Даже тут, среди тайги, они нашли более-менее степные земли, например долину Эркээни, что окружает нашу деревню. Рядом с деревней есть памятник, где написано якутское стихотворение. В нем говорится, что тут родился Мунньян Дархан, великий якутский вождь, отец жившего в XVII веке легендарного Тыгына Дархана. Там нельзя шуметь, так как рядом похоронены шаманы.

Изначально Тёхтюр был русским поселением. При царе по реке Лене ходила почта из Иркутска в Якутск, и, чтобы управлять всем этим, в XVIII веке построили 60 русских деревень. Город возник как почтовая станция. Тут посыльные меняли лошадей, которых якуты были обязаны отдавать им в пользование. Сейчас в деревне живут лишь несколько русских, одна из них бабушка, которая следит за часовней, что напротив нашего дома. Русские – это потомки ямщиков, тех, что возили почту, так сказать, коренное население Тёхтюра. Якутов из родовых земель – аласов и прибрежных лугов перевезли сюда обживать места в советское время.

Тёхтюр далеко не мертвая деревня. Хотя уровень сельского населения в Якутии падает, деревни все еще живые, и в них живут много детей и молодежи, по сравнению с сельской местностью в России и Финляндии. В Тёхтюре население даже растет. Многие отсюда ездят работать в Якутск. В деревне работа есть в основном в государственном секторе: школа, детский сад, администрация, почта, библиотека и таинственно огороженная и охраняемая зона почти рядом с нашим домом, которую называют «центром гражданской обороны».

Традиционно в деревне занимаются разведением скота – в Якутии это и коровы, и лошади. Вокруг села паслась сотня коров и добрая тысяча низкорослых якутских лошадей, известных своей морозоустойчивостью. Ближние луга страдали от перевыпаса, тут была уже не трава, а колючий ежик. На островах на реке Лене пастбища зеленее, туда коней переплавляли на лето. Нет, Тёхтюр не огромная конюшня для пони – якуты разводят лошадей на мясо. Конец осени – время забоя. В зоне риска находятся жеребята – их мясо якуты считают самым вкусным. От одного полуторагодовалого жеребенка выходит больше ста кило мяса.

Почти все животные принадлежат деревенскому кооперативу, бывшему колхозу. Кооператив владеет и местным магазином. Тамара Осипова, его директор, считает, что сложно уговорить народ на тяжелую работу пасти лошадей или убираться в коровнике за 15 000 рублей. «Молодежь боится запаха навоза, – издевалась она. – Они надеются, что в городе больше заработают, но все свои деньги потратят на дорогу». За недостатком местных работников кооперативу пришлось нанимать рабочих из дальних провинций. У многих в деревне свои коровы и лошади. Мы покупали молоко, сметану и творог у соседей, семьи Кузьминых, эту продукцию они возят и в город.

Наш год в Сибири выглядел многообещающе, первые недели мы провели, наслаждаясь новизной. Но через месяц я вдруг заметил, что никто из ближайших соседей не заходит к нам в гости. Я заходил к односельчанам по делам, но никто не приглашал нас в гости просто так. Жена удивлялась, что в деревне дети с нами здоровались, а соседка, например, нет.

Мы стали думать, неужели с нами что-то не так? Наверное, местные считали финнов, переехавших к ним, тронутыми. Общительная учительница английского Елена Соломонова призналась, что дело не в неприязни, а в стеснительности. Люди не знали, как вести себя с иностранцами. Соседка сказала ей, что не решалась с нами заговорить, потому что боялась и не знала, что сказать. Другой якут мне сказал, что якуты очень осторожны в отношении иностранцев, боятся, что те над ними будут смеяться, – вполне финская проблема. Наверное, боялись еще привлечь внимание СМИ, и небезосновательно.

Якуты не любят болтать без дела, обычно коротко буркнут что-то в ответ, и все. «С якутами очень сложно общаться», – жаловался как-то один мужчина, сам якут. Еще в 1786 году один арестованный в Якутии американец-путешественник докладывал, что якуты «лаконичны в мыслях, разговоре, делах, знают себе цену, одновременно скучны и веселы», что довольно дельное обобщение. Как и в Финляндии, нужно много времени, чтобы завоевать доверие местных. Веселые и любопытные якуты, разумеется, проводят приезжего до места, но, как правило, разговор обрывается, когда гость начинает слишком интересоваться их делами. Вероятно, это стратегия выживания, выработанная якутами за 400 лет под русскими. Пусть так, думают они, вы стали хозяевами нашей земли, но мы не расскажем вам ничего о себе и не подпустим вас слишком близко.