Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

От ветра он закроется ширмой. Тени листвы на ширме нежные, туманные — распространенный мотив в японском искусстве. Он вдохновлял многих создателей панно.

Отношение к природе в Японии восторженное. По вечерам видишь на улицах людей с зелеными саженцами, с лопатами. Они были за городом, выкопали там растения и бережно, ласково несут их к себе. Сотни тысяч токийцев выезжают в горы любоваться цветущей сакурой. Всю страну охватила кампания «Больше цветов». Десятки тысяч воздушных шаров с семенами разлетелись по Японии, чтобы засеять ее цветами…

Украсить свой сад карликовыми деревьями может только богатый японец. Бедняк любовно ухаживает за каждым растением на своем крохотном участке. И здесь любая мелочь предуказана традицией. Если у тебя есть светильник, то поставь его обязательно под деревом, да так, чтобы одна ветка свешивалась, едва касаясь островерхой кровельки. Камни в саду, направление тропинок, планировка насаждений — все подчинено эстетическим нормам.

Буржуазные авторы силятся доказать, что в японском быту сильны веления религии. Это неверно. Формировали жилище японца именно светские люди: строители, архитекторы, художники. Знаменитая чайная церемония, которой посвящены тома исследований, тоже не религиозна в своей сущности. Среди создателей ее много завзятых атеистов, как, например, Дои Тойотаки, бунтарь, враг клерикалов. Вот одна из его «танок»:

Что же такое чайная церемония? В книгах русских путешественников она только упоминается, и я подробно расспросил о ней у «Прозрачного ручья». Это ритуал, выполняемый обычно в честь почетного гостя. Женщина не спеша, по одному предмету, вносит в комнату чайник, чайницу, ложки, кисточку. Заученными движениями перетирает все это полотенцем, потом кладет в чашку гостя две ложки зеленого чая, сбивает его кисточкой в кипятке, пока не образуется пена. Берет чашку левой рукой — непременно левой — и с поклоном подает гостю. Пьющие чай тихо, задумчиво беседуют, так тихо, что мягкий стук чашки, опускаемой на стол, и звон ложечки отчетливо слышны. Женщине надо усвоить не только тридцать семь операций церемонии, чередование поз, улыбок, жестов — вся обстановка приводится в соответствие с актом чаепития. В вазочке уже не букет, а один скромный белый цветок. Чашки самые простые, из дерева или грубого фаянса. Чай не подслащивают.

Нехватка лучше, чем излишество, — так учили философы, основатели чайной церемонии. Надо находить радость в простом. Конечно, теперь традиция отступает перед новшеством, хочется конфет, печенья.

— У меня и так времени не хватает на хозяйство, — вздыхает «Прозрачный ручей». — Я же работаю и учусь.

Все подчинено суду современности. Одно живуче, другое обречено на скорый слом. Жаровня с углями, вделанная в пол, немыслима в многоквартирном доме, в центре Токио. Каменную стену не раздвинешь в сад.

— Но мы защищаем свое хорошее… Ведь наша цель не беднеть, а обогащаться.

Да, я согласен с «Прозрачным ручьем»: надо беречь и развивать чувство прекрасного, заложенное в традициях. Используя национальное, искать новых форм.

— Ради этого я и учусь, — говорит девушка, — в Институте составления букетов.

Нет, я не ослышался, именно букетов. Неужели этому надо обучать в институте? К тому же велик ли букет — всего-то три цветка! Однако не так-то просто подобрать цветы на все случаи жизни. Целая наука. Но название института в сущности условное — программа его гораздо шире. Тут и рукоделие, и кулинария, история живописи, музыки, уменье обставить квартиру и провести праздник. Скажем, фестиваль кукол, дни созерцания цветущей сакуры, сливы, ночи полной луны.

Таких учебных заведений — институтов, училищ, курсов— в Японии множество. И вот что важно — это лишь часть системы эстетического воспитания, даваемого во всех школах с первого класса девочкам и мальчикам.

На предприятиях Японии действуют рабочие театральные советы. Они закупают билеты, устраивают обсуждение спектаклей. В одном Токио в советах состоит восемьдесят тысяч человек.

Кстати, они каждый раз энергично готовятся к встрече советских артистов…

Читатель поставит мне в упрек нестройность изложения. Я уже касался искусства, и вот теперь опять… Что делать, быт от искусства неотделим. Оно стало едва ли не главной отрадой в бедной стране. Множество японцев учится красиво писать иероглифы, чтобы украсить комнату полоской бумаги с изречением мудреца. Многие состоят в поэтических объединениях, участвуют в журналах, печатающихся часто на гектографе, в конкурсах на лучшее стихотворение: на пятистрочную «танку», на трехстрочную «хокку», самую сжатую из поэтических форм.

— Какие у вас планы? — спросил я девушку. — Что будете делать после окончания?

Вот это — главная забота «Прозрачного ручья». Институт дает право преподавать. Но, понятно, не гарантирует работу. Хорошо, если удастся благодаря знанию французского языка сохранить место гида. До замужества… О, трудно быть женщиной!

Что я мог сказать ей? Она застенчиво пожала мне руку, отошла и тотчас же исчезла в толпе, среди таких же спешащих, озабоченных девушек. Тоненькая, чуть сутулая от занятий, с пачкой книг, завернутых в фуросики.

Над крышей домика, привязанные к высокому шесту, трепещут две длинные яркие бумажные рыбины. Они поразили нас еще в первый день, в Иокогаме. Теперь мы уже начинаем понимать язык японской улицы. Близится день мальчиков. Судя по числу рыб, мальчиков в том доме двое.

Символ мальчика — карп, рыба упорная, способная плыть против самого сильного течения.

Цветок мальчика — ирис, скромно пахнущий ирис на стройном, крепком стебле. В праздничный день букетик ирисов появится в «токонома».

Мать приготовит сыну любимое блюдо. Соберутся приятели… Нет, никакой пышности, никакой мишуры. Девочкам, тем дарят кукол, разодетых в яркие платья. Свой день — Фестиваль кукол — девочки проводят, играя в куклы, украшая комнату. Мальчику дарят лук и стрелы, футбольный мяч. Или электрического робота, который ходит по столу, сверкая глазами. Даешь ему палочку, он послушно ее несет.

Одного японского мальчика я особенно хорошо запомнил. Я увидел его на улице. Востроглазый, в опрятной курточке, он шел в школу. Таких малышей, как он, у нас обычно ведут за ручку. Сосредоточенный шестилетний японец шагал один. На остановке он влез в трамвай. Я нарочно вошел следом, мне захотелось узнать, как он будет себя вести. Он ничуть не растерялся — очевидно, он ездит в школу самостоятельно каждый день. К курточке пришит целлулоидный карманчик. Кондуктор вытащил оттуда сезонный билет, пробил штемпелем и вложил обратно.