Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

Нет, отец и мать никогда не водили его в школу. Это было бы позором! Понятно, показать дорогу малышу надо. В Японии это делается так: новичков поручают мальчику постарше, брату или соседу. Но только на первый день занятий! Наутро первоклассники отправляются сами.

Как и всюду в мире, у ребят бывают потасовки. Новичку иной раз крепко влетит. Но он не заревет. Пусть ему больно, очень больно, но разве можно выказать это на людях! Самообладание, выдержка прививаются с ранних лет.

— Я третий год живу в Японии, — сказал мне работник нашего консульства. — Ни разу не видел ребенка, плачущего на улице.

— У меня на шесте три карпа, — сказал мне с гордостью рабочий, гостивший у нас на теплоходе. — Три сына! Ох, тревожно мне за них…

Щуплый, сам похожий на мальчика, отец был в прошлую войну солдатом, контужен на Филиппинах, Он не хочет видеть своих сыновей в военной форме. Нет, нет!

Теперь в школе мальчиков уже не донимают, как прежде, муштрой, дуэлями на палках. Вряд ли кто в школе открыто станет прославлять войну, самурайскую смерть за императора. И все же отец не спокоен за судьбу сыновей…

Вопрос этот часто звучал в нашем автобусе.

— Они были когда-то, — смеялась «Прозрачный ручей». — Давно-давно!

— Сейчас нет?

— Что вы! Анахронизм!!

— Харакири кто-нибудь делает?

— Мы и слово это забыли! Нет, нет…

И верно, о харакири, чисто самурайском способе кончать счеты с жизнью, нынче не слышно. Репортерам «Асахи» такая сенсация не попадается. Последние харакири были совершены осенью 1945 года, в день капитуляции Японии. Несколько самураев из высших военных вспороли себе животы на площади перед дворцом императора.

— С тех пор не осталось самураев, — уверяют нас гиды. О, пусть призрак коварного самурая не смущает туристов, не отвлекает их от «сайт-сиинг»!

Однако нам вспоминалось читанное и слышанное о японской монархии, о военщине, о ее огромном влиянии. Император — живой бог, потомок Аматерасу, богини солнца. Отсвет его сияния лежит на самураях. Офицер — человек высшей породы. Он мог вмешаться в любой спор на улице, в трамвае, мог остановить прохожего и сделать замечание, потребовать услуг. Слово офицера — закон всюду, не только в казарме.

Каста самураев с ее средневековыми обрядами, ритуалом посвящения была еще более закоснелой, обособленной, чем офицерский корпус у пруссаков. Сложился даже язык самураев, малопонятный для окружающих.

Неужели же самурайство, зловещая гора, сооружавшаяся историей много столетий подряд, разом и бесследно растаяло в осенний день 1945 года?

Правда, изменения произошли огромные. Факт бесспорный— почва Японии, обожженная двумя атомными бомбами, оказалась неблагоприятной для отравы реваншизма. Из Германии постоянно доносятся вопли ободренных долларами вояк, в то же время в Японии как будто тише… Но ведь из тех, кто насаждали «новый порядок» в Азии, кто разбойничали в Китае, в Корее, в Индонезии, многие еще живы и вряд ли сделались кроткими, раскаявшимися агнцами. Именно они, поощряемые из-за океана, и поднимают голос.

Возле парка Уэно я как-то видел военный «джип». Газеты объяснили мне: там дежурят вербовщики добровольных «войск самообороны», разрешенных взамен армии. Молодежь не хочет идти в солдаты, в войсках недобор, а в парке Уэно, на скамьях, спят безработные.

Тут милитаристы и надеются поживиться. Но им не везет.

«Джип» все же ждет. Авось удастся подцепить какого-нибудь парня, одуревшего от голода.

Впрочем, это зрелище не для туристов. Для них в парке Уэно мирно резвятся обезьянки.

В холле гостиницы, в стороне от стеклянных полочек с выставочными товарами универмагов, есть тихий уголок с мягкими креслами. Впрочем, в тот час там было шумно. В компании приезжих американцев выделялся один, тощий, нервный, с кислой усмешкой, дергавшейся на лице.

— Уж я-то знаю Японию! — восклицал он с раздражением. — Я сам полуяпонец.

Мне случилось сесть рядом с ним. Он заметил мой вопросительный взгляд и прибавил:

— Моя жена японка.

Как выяснилось потом, связи у мистера Эндрюса с Японией вообще весьма тесные. Он представитель обувной фирмы, которая вот уже полтора десятилетия стремится завоевать японский рынок. В первые годы после войны это как будто удавалось. Потом дела пошли плохо. Японцы, нисколько не считаясь с интересами мистера Эндрюса и фирмы, ходят в тэта отечественного производства. Тем не менее он любит Японию, любит, хотя она редко радует его теперь.

— Сэмрэйз, — сказал он. — Вчера я видел сэмрэйз.

Я понял его не сразу, так невнятно прозвучало в американском произношении «самураи». Мистер Эндрюс был на храмовом празднике где-то за пределами столицы. Там несколько столетий назад жрецы вылечили принца, заболевшего в пути. С тех пор, в годовщину, устраивают шествия в старинных костюмах. Среди участников есть и настоящие самураи, по крови.

Мы не раз проезжали мимо храмов. Нет-нет и мелькнет за окном автобуса, в проеме между домами, странная гирлянда — клочки белой бумаги, насаженные на канат. Значит, там, в глубине двора, храм. Храмов масса, больших и крохотных. Но сильной религиозности я не заметил.

Я спрашивал японцев, принимают ли они всерьез пантеон синтоистских богов во главе с Аматерасу, спустившейся с неба верхом на белой лисице. Верят ли в богов богатства и бедности, науки и музыки, в богов риса, фруктов, рыбы, в духов леса, реки, моря? Мне отвечали улыбками. Красивые легенды, вот и все. Многие божества, как, например, ТенниоМагокоро в универмаге Мит-цукоси, известны как эмблемы торговых и промышленных фирм.

— Я не религиозен, — слышишь нередко. — Но я бываю на храмовых праздниках. Они очень украшают жизнь.

Извещения о храмовых, так сказать, мероприятиях публикуются в газетах ежедневно, наряду с программой радио и телевидения. Названия празднеств заманчивые, поэтичные, — например, «возжжение фонарей», «фестиваль терновника», «процессия лодок». Бывают и фестивали музыки, танцев, стихосложения. Храмы — центры народных торжеств и увеселений, которые нередко уже утратили религиозный характер.

— Я могу назвать один интересный храм, если вам любопытно. Тоже процессия. Шествие начинается, как только на мосту покажется гонец от императора. Нет, не артист. Гонец в подлинном смысле… А вы откуда?

— Из Советского Союза, — ответил я.

Он вскинул брови.

— Тогда зачем вам самураи? — спросил он. — Вы хотите, чтобы они сделали нам второй Пирл-Харбор? Ха-ха-ха! Я шучу, ей-богу, шучу!

— Конечно, шутите, — сказал я.

— Вы турист? Ах, с пароходом! Правда, что вас триста человек? Такое путешествие стоит денег, а? — проговорил он с уважением. — Ну, и что, каковы ваши впечатления? Э, не та стала Япония! Я не узнаю Японию.