Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

Теперь «цейлонец» — значит гражданин нового государства.

Сенсацией для всех частей света было избрание на пост главы правительства Цейлона Сиримаво Бандеранаике. Единственная в мире женщина, ставшая премьер-министром! И еще на Востоке, где женщина так принижена…

Тут надо внести ясность. Положение женщины на Цейлоне еще по древнему сингальскому праву было лучше, чем в других странах Азии. Суровые заветы индуизма, повелевающие женщине жить и дышать лишь ради мужчины, не были приняты на Цейлоне. Здесь они разбились о другой уклад. Замужней женщине сингалке присваивается почетная приставка к имени: «меникэ», что значит «драгоценность». Есть местности, где хозяин, угощая гостей, подает блюдо и своей жене, сидящей за общим столом. Если муж оскорбит или хоть раз ударит жену, она вправе немедленно покинуть его, и общественное мнение всецело на ее стороне.

Культура Цейлона, хотя и имеет давние индийские корни, глубоко своеобразна. Я очень сильно ощутил это в первый же день пребывания в Коломбо, когда увидел Зал независимости.

Место для него выбрано очень удачно — на обширной площади, среди газонов, в самом центре столицы. Я вышел из душного автобуса и обомлел. Усталость мигом исчезла. Окаменевшая чаща деревьев-великанов — вот первое впечатление от этой удивительной постройки. Стен нет — да они и не нужны здесь — лишь ряды колонн, вознесшихся на высоком ступенчатом пьедестале, держат свод. Когда вы под ним, кажется, что это темное, в облаках, небо нависло над сказочным лесом, едва видимое сквозь ветви. Прошла минута, вы присмотрелись… Странное дело, где же ветви! Только намек на них дан архитектором. В вышине на каждой из четырехгранных колонн выступающие плоскости с лепными изображениями цветов и плодов. Иллюзия, граничащая с волшебством!

Хочу узнать имя гениального архитектора, создавшего это сооружение. Мой спутник цейлонец смеется:

— Ну, настоящего автора я вам не назову. Да и никто не назовет, пожалуй…

— Почему?

— Так строили полторы-две тысячи лет назад. Анурадхапура, Полоннарува… Вы читали об этих древних городах?

Читал, но очень мало. Много ли мы вообще знаем о маленьком острове с большой культурой! Цейлонские поэмы и предания, эпос «Махавамса» переводились у нас мало. От древних царств сохранились развалины. В хрониках сказано, что в Анурадхапуре среди двух- и трехэтажных каменных зданий возвышался девятиэтажный дворец царя с девятьюстами комнат. В театральном здании перед публикой выступали сказители. Было две больницы — для людей и для домашних животных. На каждые десять деревень назначался врач, получавший жалованье от государства. Вода на рисовые поля текла из огромных водохранилищ, или «морей», как с уважением отзывается о них летописец.

…Мой спутник зовет меня идти дальше. А мне не хочется сходить со ступеней Зала независимости. Общая композиция как будто близка греческому Парфенону — и здесь прямоугольник колонн на постаменте. Цейлонский Парфенон не столь монументален, колонны тонкие, под сводом много воздуха, как и должно быть в зале, построенном недалеко от экватора. Глаз открывает все новые детали отделки. Они не обременяют и не давят на вас, эти части очень легкого и величавого целого.

Вокруг солнце, жара, гомон столицы. Черный красавец в белом саронге — тонкий нос с горбинкой, крепкий подбородок, ясная улыбка — торгует на углу моченым горохом и орешками. У лотка остановился подросток, словно сошедший с полотна итальянского художника, только кожа темнее. На нем полотняные брюки, рубашка навыпуск. По мостовой, обгоняемая машинами новейших марок, тарахтит двухколесная крытая повозка, влекомая смиренным горбатым бычком зебу. Спицы колес расцвечены позолотой, киноварью, охрой, раскрашен и кузов — плетеная, расширяющаяся кверху корзина. На козлах — старик крестьянин. На лбу его три красные полоски, сходящиеся у переносицы, — знак тамилов, почитающих индуистского бога Вишну.

Они, люди нынешнего Цейлона, получили это наследство древних зодчих, воплощенное в Зале независимости. Минули столетия. Рушились сингальские царства под напором тамилов, двигавшихся из Индии, а потом завоеватели расселились по благодатной земле, мирно зажили бок о бок с сингалами, смешались с ними. Золотую Ланку, как зовут остров сингалы, захватили португальцы, затем голландцы, англичане, древние города зарастали джунглями, замечательное наследство, казалось, исчезнет, не дойдет до потомков.

Но оно дошло. Оно не могло пропасть, так же как бессмертная мечта о свободе.

Если мое описание Коломбо покажется читателю неправдоподобным, вычурным, то причина этого Весак.

«Хэппи Весак», — прочли мы на бумажных фонариках, как только поднялись к морскому вокзалу с катера, залепленного рекламой часовых и ювелирных магазинов. Океанский бриз колыхал фонарики — числом десять, по количеству букв праздничного поздравления. И гид в саронге пожелал нам счастливого Весака, блеснув при этом произношением, достойным Оксфорда или Кэмбриджа.

Что такое Весак? Для буддистов — а цейлонцы, прежде всего сингалы, в большинстве буддисты — это дата рождения, духовного просветления и смерти Будды. Ио это еще и национальный праздник всех цейлонцев, так как летописцы к той же дате приурочили высадку царевича Виджайя. Праздник длится два дня, он захватывает всех, сингалов и тамилов, мусульман-арабов, христиан-бюргеров — потомков голландцев, и даже англичане, прижившиеся на Цейлоне, так же привычно говорят в мае: «Хэппи Весак», как зимой: «Хэппи Кристмас», то есть «Счастливого рождества». Зимой в чисто календарном смысле этого слова.

И хорошо, что Весак! Значит, нам повезло. Лишь бы удалось разглядеть и будничное.

У каждого города есть старинное здание или памятник, ставшие эмблемой, как Медный всадник у нас в Ленинграде, как пражский Град, как собор Парижской богоматери. Коломбо — это прежде, всего башня с часами, башня, которой недавно исполнилось сто лет. Я представлял ее себе высокой, смотрящей на океан. Да, именно на океан! Многие портовые города затиснуты в бухты, в устья рек, запрятаны в лабиринты островов, а Коломбо тем и красив, что стоит лицом к чистому простору Индийского океана.

Что-то вроде жалости испытал я, отыскав глазами башню. Совсем она невысока, ее обступили суровые, серые корпуса акционерных обществ и банков, как будто перенесенные из туманного Лондона. Маячный огонь ее уже никому не нужен: на набережной, над черными рифами и кипящей пеной водружен новый маяк. А старая башня, видавшая чайные клипперы и, может быть, схватки с пиратами, отгорожена от океана и словно томится в плену.

Неторопливо шествуют двухэтажные автобусы, как в Лондоне. Зелени почти нет. Здесь, в Форту, — так называется европейская часть Коломбо — нетрудно вообразить себя в Англии. Правда, рядом с английскими вывесками — строки санскрита, а полицейский, регулирующий движение, темнокож, в широкополой шляпе и шортах. Из подъезда выбегает черный мальчик и вежливо подает прохожему визитную карточку магазина Фернандо и сыновей, предлагающих вам свои самоцветы. На обороте вы можете прочесть, когда и какие камни полагается дарить. В мае — смарагд, сулящий верную любовь супруги, в июне — агат, приносящий здоровье и богатство, в июле — рубин, избавляющий от тревог…