Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

— Какие еще есть бестселлеры? — спросил я.

Индиец назвал имена английских и американских писателей, популярные и у нас.

— Советские романы о войне хорошо шли. Я забыл названия. Достоевский. Толстой. О, Толстой!

Выходит, бестселлер не обязательно синоним скверны.

— Восьмая группа!

На площади ждут автобусы. Мы еще даже не в воротах Индии — мы в воротах Бомбея. Из полумрака вокзала выходим в солнечное полымя, в такое слепящее сияние, что прохожие в белом, кажется, сейчас растворятся в нем и исчезнут.

Сейчас будем на набережной. Когда мы причалили, ее загородил узкий, далеко вдавшийся в море мыс. Пересекаем этот мыс, застроенный по-английски. Ровные прямоугольники кварталов, подъезды банков и акционерных обществ, золотые буквы английских вывесок. Строгий бронзовый джентльмен на гранитном постаменте. Подстриженный в английской манере сквер. Как и в Коломбо, эта часть города называется Форт. Укрепления и пушки — вот первое, что требовалось на индийской земле «цивилизаторам».

На набережной, на широкой «Марин драйв», что значит попросту «Приморский проезд», дышится вольнее. Но и это еще не самый Бомбей, а лишь его фасад, вытянувшийся полукругом между двумя мысами. Путник не сразу отыщет здесь тень. Зелень лишь местами оживляет желтизну зданий, почти сплошь пятиэтажных, в стиле двадцатых и тридцатых годов нашего века.

Единственная постройка у самой воды — Ворота Индии, не в переносном, а в прямом смысле слова. Это триумфальная арка с башенками-минаретами, сложенная из розоватого камня, видимо, близкого к тому цветному туфу, который так хорошо используется зодчими в Армении. Арку возвели в 1911 году, к приезду короля.

В 1946 году, в феврале, когда ветер с океана несет желанную прохладу, частицу нашей зимы, на набережной гремели выстрелы. Против английского владычества восстали индийцы — курсанты морского училища связи, к ним присоединились матросы военных кораблей, стоявших на рейде. Это было началом краха колониализма в Индии. Страна стала независимой. История еще и посмеялась напоследок над колонизаторами: в Бомбее из этих вот триумфальных ворот вышел, маршируя к пароходу, последний английский солдат.

…Возникает редкая цепочка пальм, но вскоре обрывается, а шеренга домов ведет все дальше и дальше в жаркую дымку. «Парекх махал», «Нагин махал»— чернеют латинские буквы. Хоромы Парекха, хоромы Нагина… Каждый дом сообщает имя своего владельца. Магазинов здесь почти нет. Но вот вывеска, вызывающая волнение в нашем автобусе: «Учебный центр йогов».

Начинаются чудеса Индии! Вот мы и встретили йогов! Многие из них окончили школы йогов. Таких школ в Бомбее три, и программа занятий там очень насыщена.

Машина идет в гору. Мы на втором мысу, на Малабар хилл, то есть Малабарском холме. Здесь богатые особняки, сады, извилистые улицы, сбегающие к морю. Ярко-сиреневым прибоем плещут в стену цветущие деревца, которые казались мне такими сказочными, выдуманными на полотнах Рериха. А там «пламя джунглей», только не такое пышное, раскидистое, как у экватора.

По вечерам толпы бомбейцев гуляют в «Висячих садах», среди цветников и искусно подрезанных кустарников. Садовники-скульпторы придают им форму причудливых ваз с букетами, слонов, колесниц. А с высокого обрыва можно обозревать гавань и «Жемчужное ожерелье», как бомбейцы любовно именуют свою набережную.

Если спуститься с холма и ехать дальше, дома станут все меньше, все беднее. Вывеска «Отель царя Акбара» прибита к саманной лачужке. Там хижина без окон, а то и шатер из рваного одеяла на двух кольях. Город кончится, откроется бухта. Во время отлива рыбачьи суда торчат на обнажившемся песке, опираясь на подпорки, а люди бродят с корзинами, выискивая крабов, креветок, моллюсков и годные для еды водоросли.

А дальше город возникает опять. Вонзится в небо заводская труба, мелькнет шеренга новых коттеджей для рабочих. Бомбею давно стало тесно на своих семи островах, трехмиллионный город шагнул через протоки, вобрал в себя десятки селений материка, преобразив их в фабричные поселки.

Однако, проделав такой длинный путь, не воображайте, что вы уже видели Бомбей. В толщу Бомбея, в его нутро вы еще не заглянули, для этого надо вернуться на набережную, свернуть и направиться в глубь города, к его географическому центру. Вам откроются улицы, каких вы еще не видели.

В коренных индийских кварталах, населенных простым людом, дома в четыре, пять, даже шесть и семь этажей. Но какие дома! Тут зодчие творили, не озираясь на Запад, а сохраняя верность вкусам и формам Востока.

Национальный стиль в городской архитектуре — вообще нелегкая проблема. В Японии она не решена, там до сих пор японское воплощено лишь в дереве, а каменные здания чужеродны и потому бездушны. В Индии дело обстоит иначе, здесь ведь с давних пор строят крупные здания из камня. Мотивы индийские сплетались с мотивами арабскими, и создатели Бомбея черпали идеи из обоих источников.

Правда, такие здания, как Музей Западной Индии, как Управление железных дорог, страдают вычурностью, налетом той слащавости, которая порывает с классической традицией. Узнаешь минареты Тадж-Махала, его купол, его арку, но с бременем досадных довесков, заслоняющих местами ясность и благородство линий. Есть здания и вовсе безвкусные, напыщенные.

Не о них я хочу сказать. В Бомбее много жилых домов удивительной красоты, словно целиком завернутых в кружева. Балконы и веранды закрыты от солнца ставнями, жалюзи, циновками — ведь здесь в квартире берегут не тепло, а прохладу. Так образуется сплошная обшивка дома, затеняющая, но доступная ветру. Если искать шедевры индийской резьбы по дереву, так именно здесь! Стоишь перед фасадом, стоишь долго — и находишь все новые чудесные детали в «кружеве», все новые ухищрения умельца.

И есть еще сооружения, более скромные по размерам, но без них Бомбей не был бы Бомбеем. Я говорю о фонтанах. Их множество, и нет среди них двух одинаковых. Вода бьет из пасти льва или тигра, из кувшина в девичьей руке или из утеса, ее охраняют крылатые быки Ассирии или боги Египта, сказочные воины, птицы, нимфы…

Не только восточное уважение к воде, дарующей жизнь, вложено в фонтаны, но и уважение к бедняку, который пьет из него или полощет свою залатанную рубашку, а потом уснет тут рядом, на асфальте, под шепот струй.

Я еще ничего не сказал о людях Бомбея, принесших в город со всех концов Индии свои надежды и горести, свои песни и молитвы, свое богатство и нищету.

Да, и нищету. Обходить ее молчанием нельзя — напротив, надо полным голосом говорить о бедствиях, причиненных колониализмом великому народу.

Вы помните, мы в Джакарте остановились под деревом, где уличный ресторатор снял с плеча свою кухню — жаровню, кастрюлю с рисом, папайей, бананами, банки с красным и белым сахаром и разными специями. А сейчас перед нами, в Бомбее, его индийский собрат. Подойдем к нему! Ведь товар бывает красноречив, он может рассказать и о хозяине, и о покупателях.