Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

Высоко над нами — рокот самолета. Не в Мекку ли он летит с делегацией из Джибути, командированной на богомолье?

На пустыне вод ни единой мачты. А ведь здесь большая дорога кораблей! Фарватер широк, есть где разминуться. И теперь меня уже не вводят в заблуждение маршруты судов, вычерченные на карте пунктиром, черным по голубому. Я уже не новичок на море, я знаю, что путь у каждого капитана свой, что караваны судов образуются лишь в реках и каналах.

Мачты показались лишь на подходе к Суэцу. Зато сколько их сразу! Море сузилось, стало заливом, или, лучше сказать, обширной передней, где толпятся приезжие, ожидая, когда им откроют дверь. Флаги Дании, Франции, Швеции, Японии, Мексики… Дверь, то есть входной шлюз канала, работает безостановочно, принимая гостей по-одному. И вот живой пример сотрудничества наций — международная лоцманская служба, в которой участвует и наша страна. Быть может, к нам в ходовую рубку поднимется наш земляк…

Однако увидеть канал нам не суждено, в Суэце мы сойдем на берег, а «Михаил Калинин» двинется дальше налегке и будет ждать нас в Александрии. На несколько дней мы — туристы сухопутные. Мы поедем по пустыне, затем вдоль дельты Нила…

За ужином Игорь Петрович рассказывает о памятниках древности, ожидающих нас в Египте. Пирамиды!. Сфинксы! Увидеть их было его сокровенной мечтой. Имена фараонов разных династий буквально сыпались из Игоря Петровича.

Когда-то он хотел сделаться египтологом. Родные отговаривали: затхлое, мол, занятие, далекое от жизни. Не послушал, поступил в университет. Теория давалась хорошо, а вот языки, иероглифы, клинопись — ни в какую. То были его ворота слез, и он не прошел через них. Не хватило памяти, упорства. Со второго курса сбежал, перевелся в технический вуз. Родные праздновали победу. Окончил с отличием, полюбил свою инженерскую специальность. А древний Египет все-таки живет в сердце, как живет иногда первая любовь.

— Нет, я не жалею… Историк из меня не вышел бы.

— Жалеть нечего, — сказал я. — Это у вас поэтическая привязанность. Не все же надо превращать в профессию.

— Поэтическая? — удивился Игорь Петрович. — Ну, какой я поэт!

Он считал часы, отделяющие нас от пирамид. Сейчас сойдет на берег… Но увы, полицейские формальности затянулись, пришлось заночевать на теплоходе.

Рано утром катер «Аммон-ра» помчал нас к городу, белевшему на плоском берегу. Хорошее у него название, короткое — Суэц. В школе я заучил его сразу, не то что Баб-эль-Мандебский пролив, Ворота слез.

Нет, не только об оазисе будет здесь речь. Нельзя же не рассказать о Суэце, о первых встречах на египетской земле.

Суэц — город маленький и весь какой-то сквозной, без тени и без фона. Тень обычно дают городу деревья, фон — хребет гор, холмов или стена леса. Ничем таким Суэц не располагает. Холмы далеко, они почти растворены в жарком синем небе. Зелень только на набережной, фасады белых построек гладкие. Улицы — вытянутые по линейке, широкие — слепят, словно каналы солнечного света. Суэц издали — набор детских кубиков, рассыпанный на столе. Что в нем восточного? Да ничего, разве только плоские крыши.

Вокруг Суэца кипит работа, с залива слышны гудки, грохот якорной цепи, где-то в мастерской судоремонта бьет по железу молот. На склонах желтых холмов видны стальные вышки, словно вычерченные тушью, — там добывают нефть. А сам городок удивительно тихий. Можно подумать, он не имеет никакого отношения к тому, что творится за его пределами, и пребывает в постоянной сладкой дремоте.

Набережная дремлет. Застыло под зноем деревце, усеянное сочными красными цветами. Оно напомнило мне «пламя джунглей». Возможно, это оно и есть, но какое низенькое, жалкое по сравнению с его собратьями в Джакарте и даже в Бомбее!

Никаких признаков жизни не подают аккуратные, подстриженные садики, чистенькие виллы — кусочек какого-то южноевропейского города, перенесенный в Суэц. Здания администрации порта и канала, консульства. Кроме нас, на набережной никого нет, и мы ведем себя тихо, как в доме, в котором спят. Оживление вносят лишь продавцы сувениров, арабы в красных фесках с черными кисточками и в галабиях — длинных, почти до пят, темно-серых рубахах.

Купите что-нибудь на память о Египте! Феску, коробку халвы или фиников, браслет с камешком-скарабеем, кожаную сумочку с изображениями Озириса и Изиды.

— Сколько за сумку?

— Два доллара.

Запрашивают и в Бомбее, и в Джакарте, но здесь — втрое. Надо уметь торговаться. И уж коли добился уступки, тогда ты обязан купить. Таков закон восточного рынка.

Садимся в автобусы. Нас сопровождают чины полиции — в форменных френчах с отворотами и в штатском. Бравые красавцы с усиками-штрихами на верхней губе.

Кончается улица. Шоссе заигрывает с холмами, подбегает и отскакивает в сторону. На желтизне кое-где точечки плотных, колючих кустиков. Прилежная туристка средних лет в роговых очках раскрывает дневник.

— Скажите, это и есть пустыня? — спрашивает она и достает вечное перо.

Арутюнян поет армянские песни. Египет напомнил ему пейзажи Армении. Да, и здесь каменистая пустыня, сухие, осыпающиеся вершины.

Понятно, в пустыне должен быть оазис. Озеро в рамке пальм, отдыхающие верблюды… Нет, нет, ничего подобного! Если у вас еще сохранилась в памяти эта картина из учебника географии зарубежных стран, зачеркните ее, забудьте! Нечего цепляться за пережитки прошлого!

Здесь, на дороге из Суэца в Каир, оборудован рест-хаус, и гиды просят нас обратить на это внимание. Караван автобусов останавливается. На равнине цвета погасшей золы — кучка новеньких строений, венчаемая минаретом. В мечети крутятся под потолком вентиляторы. Можно помолиться, накормить верблюдов, посидеть в буфете и поесть лепешек с овощами. И, разумеется, выпить «кока-колы».

Верблюдов попадается мало, чаще всего к рестхаусу наведываются автомашины. Им тоже нужна вода из колодца. Можно воспользоваться глиняным кувшином, их тут целая коллекция в палисадничке у желоба. Туда с громким криком торжества кидается Игорь Петрович.

— Музей! — ликует он. — Настоящий музей!

Кувшины большие и маленькие, ростом с кружку. Кувшины с острым дном — их закапывают в землю или прислоняют к стене. Кувшины с одной и с двумя рукоятками, приземистые и вытянутые, узкогорлые, с крышками и без крышек. Игорь Петрович дает очередь из кинокамеры. Кувшины стоят того.

— Шедевры! — ликует Игорь Петрович. — Вот вам древнее египетское гончарство!

К нему сбегаются любители искусства. А геологи и географы окружают Олега Степановича Вялова. Вопрос обсуждается серьезный: можно ли утверждать, что климат здесь был в давнюю эпоху истории земли более влажным?