Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

Столица Византийского царства, древний Царьград, к воротам которого Олег прибил свой щит. Потом главный оплот оттоманских турок. От города Константина Стамбул получил в наследство громаду Софийского собора и, сделав ее мечетью, поставил как бы почетный караул — четыре статных минарета. Теперь мы уже видим это могучее строение. А высокий, из множества арок, виадук, пересекающий город, — водопровод IV века, свершение византийцев. Он заметен издалека, наросты узких старых домов силятся закрыть его, но напрасно!

Город-музей — вот первое впечатление от Стамбула. В наш век тут не создано ничего, что способно было бы затмить творения строителей прошлого. А они потрудились немало. Минареты, минареты, им нет числа, они придают Стамбулу вид лагеря воинов, ощетинившегося острой сталью. Приходят на память слова, которые велел высечь на своей гробнице Селим, один из первых султанов в Стамбуле:

«Здесь лежит тело мое, покрытое ранами, дух мой парит, ища новых битв».

Он живуч, дух Селима, он до сей поры будоражит кое-кого, зовет в поход, лязгает оружием… Но неужели мы не сойдем на берег в Стамбуле?

Турция принимает нас. Флаг вежливости, флаг с полумесяцем, уже плещется на нашей мачте. Теплоход поворачивает влево, он, кажется, намерен вспороть сушу, вонзиться в самую гущу минаретов и крыш. В ту же минуту серо-стальной клинок рассекает город надвое — клинок, имя которому Золотой Рог. Мы подходим к правому берегу этого залива-фиорда и отдаем швартовые.

Прохладный, пасмурный день. На берегу — зябко спешащие пешеходы в блеклых плащах, грузный, темносерый, с подтеками, дом, пристани катеров, пыльная площадь, линялые вывески над захолустными, неказистыми витринами лавок, тесный переулок, заворачивающий куда-то вверх, а над темными крышами — круглая, кирпичная Галатская башня.

Нас, как обычно, ждут автобусы. Что в Турции — политический тайфун или небольшой ветер?

В Стамбуле мы будем всего шесть часов, так ускоряются под конец темпы нашего путешествия.

Да, город-музей, первое впечатление оказалось правильным. Дом в современном стиле — редкость. Город старый, запущенный, бедный. Немытые окна. Облупившиеся стены. Заброшенный, истоптанный газон с чахлым деревцем. Тесный переулок лесенкой идет в гору — он выглядел бы поэтично, если бы не мусор, не грязная, словно закопченная коза, вяло одолевающая ступени. Похоже, с тех пор как столицей стала Анкара, Турции не под силу содержать огромный Стамбул.

Конечно, прежде всего к мечети Айя София. И вот мы у входа в храм. Снаружи он тяжел, громоздок — приплюснутое полушарие накрывает широкий, приземистый куб, изуродованный к тому же аляповатыми кирпичными подпорками. Может быть, они-то и портят вид! Или виноват я сам: не понял, не оценил великое творение зодчества…

Ругая себя на все корки, входишь внутрь — и разочарование тотчас же улетучивается.

Над головой свод гигантской арки высотой в 56 метров. Но это еще не самое замечательное. Дальше — обнесенный стенами простор. Да точно ли есть купол? Возможно ли было вообще перекрыть такое раздолье? Византийские мастера сумели это сделать. Купол — чудо техники, загадка для нынешних архитекторов и инженеров. Купол, который как бы парит в воздухе. От него отбегают, спускаясь к стенам, купола поменьше, все они пронизаны светом дня, сверкают, как люстра, подвешенная титанами.

Ее лучи отсвечивают на позолоченной мозаике, на разноцветных колоннах, поддерживающих галерею. Затейливыми переливами восточного ковра блещет храм. Суровые завоеватели поспешили замазать мозаику и роспись штукатуркой и написали на ней девяносто девять наименований аллаха, которые полагается знать и произносить правоверному. Теперь внутренняя отделка храма расчищена, восстановлена, мечеть стала музеем.

Самой большой не только в Стамбуле, но во всем мире считается мечеть Сулеймана, прозванного Великолепным. И здесь поражает высота и сила свода. Климат не позволял строить открытые мечети, как в Египте, но зато зодчие постарались заключить в пределах постройки как можно больше воздуха.

Еще просторнее и гораздо светлее в Голубой мечети султана Ахмеда, воздвигнутой в XVI веке. Вся она — огромный фонарь со множеством окон. Каскады куполов, голубые фаянсовые плитки на стенах, затейливо узорчатые рамы повествуют о вольнодумстве султана, нарушившего каноны предков. Изнеженный потомок воинов, требовавших у аллаха «чистой воды и тени под деревом», решил затмить великолепием храм Софии. Надо сказать, что султанские зодчие превзошли византийских, мечеть Ахмеда удалась на диво. Окружают здание шесть минаретов, тоже новшество, вызвавшее гнев духовного главы — муфтии. Даже у мечети Пророка в Мекке всего четыре минарета! «Нет, шесть!» — возразил не моргнув глазом султан и немедленно погнал гонца в Мекку с приказом быстро поставить недостающие два минарета.

Пышность мечети Ахмеда, однако, не чрезмерна, ажурно-тонкие минареты перекликаются с башенками на углах основного здания, похожими на маковки русских церквей. Одной стороной мечеть выходит на площадь Атмейдан, или Мясную. Некогда здесь стояли котлы, в них варили плов для янычар — султанской гвардии.

Подслеповатые дома площади взирают на блистательный букет минаретов Голубой мечети робко и как будто со страхом. Так по крайней мере кажется приезжему, когда он вызывает в памяти читанное: кровь, пролитую во имя богов властолюбия и жадности, стоны невольничьего рынка, духоту фанатизма и грубой, награбленной роскоши.

В залах старого дворца султанов — Топ-Капы — искрящиеся горы сокровищ. И хотя рубины, аметисты, топазы на золотых рукоятках сабель, на седлах, на шлемах подлинные, — все это кажется дешевым, театральным реквизитом, такой потерей вкуса и меры страдали деспоты Оттоманской Порты.

Дворец Топ-Капы — в сущности городок. В отдельном здании размещался гарем, тут две сотни комнат, двадцать обширных залов, десятки бассейнов. Султан Ибрагим провел здесь, среди одалисок, почти все свои дни. Он оставил двести детей.

— Единственное, что он сделал для Турции, — с усмешкой говорят стамбульцы.

Вот уже четыре десятилетия, как гарем заполнен многоязычными полчищами туристов. Давно умер последний султанский евнух, автор мемуаров, которые поныне дают доход книжным дельцам. Чередование самодержцев оборвано народом, победные знамена Ататюрка возвестили обновление Турции, торжество прав человека.

Однако этот вешний поток заглох, остановился. Ловкие демагоги и стяжатели, взявшие лозунги демократии для прикрытия, надолго пустили его в узкие, темные каналы. Вот почему в Стамбуле, на его расхлябанных, ухабистых, неметеных улицах, приезжего преследует странное ощущение.