Владимир Дружинин - Без переводчика

Так юный поэт изображает страну своих грез. Он и сам готов идти вслед за своей мечтой.

В «Канкане» участвуют люди с разными взглядами, страницы его всегда дискуссионны. Но вот что важно: молодежь не хочет оставаться пассивной в атомный век. Никто не хочет лживых, дурманящих пустышек ни в искусстве, ни в человеческих отношениях. Всем нужна правда.

Я не забуду, как нам сказал один студент просто и очень горячо:

— Приезжайте к нам! Приезжайте поговорить!

Было радостно чувствовать, что это не только радушие, не только любопытство, но искренний интерес к тому, что мы делаем на своей земле, что думаем о нашем времени, о себе и о других.

Да, надо говорить, надо спорить! И как важно делать это без предвзятости и без звонких фраз, с доверием к собеседникам. И с улыбкой, — это тоже немаловажно.

…Позади нас гасит огни неподвижный, прижавшийся к бетону набережной «Голуа».

Завтра мы уезжаем.

Зима в разгаре, на улицах бело, струйка Маннекена Писа вот-вот замерзнет. Термометр показывает минус девять. Это очень холодно для Брюсселя. На остановках трамвая, автобуса в железных печурках пылают угли. Чтобы согреться, приплясывают у стендов газетчики.

Ротационные машины выбросили на улицы очередной ворох новостей.

«Тайна Голливуда! Вот уже три дня как молодая, красивая артистка лежит со слабыми признаками жизни на своей окровавленной постели».

Однако есть и другие известия.

Бастуют металлисты Гента. Они требуют повысить заработную плату.

Военный бюджет значительно возрастает, так как Бельгия обязалась модернизировать свои танковые войска.

Телеграф города Брюгге отказался принять телеграмму из Кнокке Зута на том основании, что она написана по-французски. Бургомистр Кнокке Зута, хотя и сам фламандец, заявил в печати протест…

Я воспринимаю все это иначе, чем в начале, когда я только что приехал в Бельгию. У меня появились здесь друзья, и, может быть, поэтому мне многое стало ближе, понятнее.

Свой последний вечер в Бельгии я провожу у преподавателя университета Жана Бланкова.

В его небольшой квартире полно сувениров из нашей страны: виды Москвы, ковши, сделанные мастерами Палеха, и прялка на стене — старинная резная русская прялка, подаренная Жану где-то под Вологдой.

На столе у Бланкова его новая книга о древнерусской живописи. Это результат его научной командировки к нам и многолетних исследований. Публиковать подобные труды здесь может только настоящий энтузиаст: ведь книга очень дорогая, раскупят ее не скоро, а гонорар автору платят лишь по мере распродажи тиража.

В университете Бланков читает курс истории русской литературы. Кроме того, он преподает русский язык студентам, а также молодым ученым, которым необходимо читать научную советскую литературу.

Когда-то Россия звала к себе бельгийских специалистов, чтобы учиться у них. Теперь Бельгия, исконная страна инженеров, присматривается к опыту нашей страны.

Разговор у нас с Жаном курьезный. Он с восторгом вспоминает старые русские города — Владимир, Звенигород, Суздаль, достает фотографии и убеждает меня побывать там. Ну конечно! Непременно! А я рассказываю ему о живописных уголках арденнского леса, и он смущенно признается:

— А я ведь там не был…

— Да ну? — удивляюсь я, — Обязательно поезжайте!

И каждый радуется тому, что нашел друга, что страны наши так близко лежат на тесной планете, где все народы нынче соседи.

Наверно, не были, читатель.

И мы, все тринадцать пассажиров автобуса, тоже ни разу не были.

Автобус стоит точнехонько на границе, фарами к югу: задние колеса в Бельгии, а передние — в Великом Герцогстве Люксембург.

Момент пересечения границы увлекателен сам по себе, а тут и подавно. Подумать только — Люксембург! Одно из самых маленьких государств Европы, лилипут, окруженный великанами. Да, рядом с ним даже Бельгия — гигант. С запада он граничит с Францией, с востока — с ФРГ. Население — триста двадцать тысяч человек, меньше, чем в одном районе Москвы.

Пожалуй, это почти все, что нам известно. Печать редко сообщает что-нибудь о Люксембурге. Мы чувствуем себя чуть ли не первооткрывателями и по этому случаю немножко задаемся.

Стоим мы на рубеже, у открытого шлагбаума потому, что надеемся увидеть пограничника. Интересно, какая у него форма? Воображение невольно рисует камзол, шляпу с перьями и алебарду или мушкет. Должно быть, так действуют слова «великое герцогство», звучащие столь архаично.

Где же пограничный страж?

— Слишком холодно сегодня, — притворно сокрушается Лоран, наш шофер бельгиец, весельчак и рассказчик анекдотов.

Мы смеемся: ведь не может же быть, чтобы пограничник побоялся холода. Однако страж так и не вышел из своей будки. Мы заметили лишь мановение руки за стеклом, серебряным от мороза. Великое герцогство милостиво, без всяких формальностей приняло нас в свои пределы.

Впереди самое обычное шоссе, рядок двухэтажных домов, прижатый к лесистой волне Арденн. Дома на первый взгляд такие же, как в Бельгии…

— На что вы надеялись? — удивляется мой сосед, человек неромантического склада, — Какая тут может быть экзотика!

И все же что-то изменилось. Мушкетеров нет, но… Сдается, не наш век, а какой-то другой встречает нас в этом люксембургском городке. Неширокие окна, прорубленные в толстенной кладке, тяжелые железные ворота крепостной стати, ведущие в тесный дворик, старомодные, неразговорчивые, неяркие вывески. Они не бросаются в глаза, не зазывают…

— Немного провинциально, а? — говорит грузин Челидзе, переводчик Хемингуэя.

— А мне нравится эта страна, — веско произносит Ааду Хинт, наш эстонский собрат по перу.

В Бельгии он выходил из себя: там в глазах пестрело. Всюду: в витрине, на столбе, на крыше и даже на сарае — всюду реклама или виски «Королева Мэри», или аперитива «Ганчия», или пива «Пьебеф».

День еще не угас, а на улице ни души. Похоже, городок уснул. Очень скоро придет темнота и не даст нам разглядеть все еще загадочный Люксембург.

Улица кончилась, к шоссе придвинулся лес, потом отхлынул, и началась другая улица, точь-в-точь такая же, как первая. Впереди плотные ряды домов-бастионов и стекло-бетонная бензостанция, сверкающая, как хрустальная ваза.

Лоран включает свет. Я вижу табличку с надписью: «Улыбайтесь», укрепленную в кабине, над зеркальцем, вижу круглые плечи и розовый затылок Лорана. Уши его шевелятся. Мы все знаем, что это значит. Он всегда двигает ушами, прежде чем рассказать какую-нибудь историю.