Вольфганг Акунов - Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу

Часовые, охранявшие шлюпки и еще сохранившие силы, ибо пока что не участвовали в бою, предприняли несколько успешных контратак, всякий раз отбрасывая нападавших каликутцев. Последовавшая вслед за тем бомбардировка Каликута, произведенная португальским флотом, по приказу доставленного на борт губернатора, очистила городские улицы. Этот Ultima ratio regum [56], последний довод королей, не раз выручал португальцев в критических ситуациях, начиная с первого обстрела Каликута каравеллами Вашку да Гамы в 1498 году.

Вечером того бесконечно долгого дня красное солнце погрузилось в море, казавшееся в лучах заката сплошь залитым кровью.

Все уцелевшие десантники вернулись на борт кораблей. Лишь капитаны еще оставались на кровавом берегу, ибо каждый хотел отступить последним. Наконец на берегу остались только двое из них, договорившиеся, после долгих споров, прыгнуть в последнюю шлюпку одновременно. Дабы не было порухи ничьей чести!..

Еще два дня эскадра крейсировала перед Каликутом, пока Албукерки снаряжал в обратный путь корабли покойного Коутинью и составлял свои отчеты — отчеты о полностью провалившейся операции, не одобренной им с самого начала. Ибо испепеленные загородный и городской дворцы самурима, сожженные туземные суда и нанесенные каликутцам потери в живой силе (по его оценкам, не более тысячи человек), не шли ни в какое сравнение с величайшим позором и унижением португальцев, принужденных «голыми карликами» к отступлению. К тому же сами португальцы, вынужденные уносить ноги, несолоно хлебавши (золотые и серебряные двери самурима им ведь так и не достались!), потеряли триста человек только убитыми, а из четырехсот португальских раненых треть умерла в ближайшие дни, да и сам губернатор португальской Индии получил «добрую зарубку на память» (как писал в «Тарасе Бульбе» классик нашей отечественной литературы Николай Васильевич Гоголь-Яновский). До конца жизни дом Афонсу Албукерки, вследствие ранения, полученного в том уличном бою, не мог вполне свободно владеть своей левой рукой.

Дамиан ди Гойш — португальский мыслитель- гуманист, дипломат, историк, переводчик, композитор, начинавший свою карьеру пажом короля дома Мануэла Счастливого, сообщает о сомнениях лекарей в том, выживет ли Албукерки после нанесенных ему в Каликуте тяжелых ранений и о твердой уверенности самого пострадавшего в том, что он, с Божьей помощью, выживет, ибо еще не выполнил возложенных на него задач. Сразу же по возвращении в Кочин 6 (согласно другим источникам — 7) января, дом Афонсу стал готовить свой флот к походу в Красное море. Наконец-то у него были полностью развязаны руки, наконец-то деньги, войско, флот и административные ресурсы были всецело в его подчинении и распоряжении! Но дел было невпроворот. Поэтому он, невзирая на сомнения врачей, с характерной для него основательностью, принялся наводить порядок во владениях, вверенных ему королем Мануэлом.

Во времена правления Алмейды король Португалии неоднократно жаловался на свою недостаточную осведомленность о положении дел в Индии и, прежде всего, о интересовавших его в первую очередь финансовых расходах и доходах. В ответ на королевские упреки и претензии вице-король, по-своему резонно, возражал, что, занимайся он сам проверкой мелкой отчетности и иными второстепенными делами, у него бы не оставалось времени заниматься решением своих главных задач.

А вот преемник Алмейды принадлежал к числу редких натур, способных уделять надлежащее внимание и тому, и другому. Да и работоспособность Албукерки была значительно выше средней. Раз дом Мануэл желал вникать во все детали, дом Афонсу сообщал ему о них наиподробнейшим образом. Поэтому Албукерки сообщал в своих отчетах королю даже о вышедших из строя от частого употребления бомбардах, о состоянии каждой единицы государственного имущества в фортах и торговых факториях. Дабы король имел исчерпывающее представление обо всех расходах, дом Афонсу строго запретил факторам и прочим чиновникам выдавать без его, губернатора, письменного разрешения, какие-либо товары со складов и осуществлять какие-либо платежи. «В Индии и во мне самом (так! — В. А.) нет ничего, о чем бы я не ставил Вас, мой Государь, в известность» — заверял он короля, «за исключение моих грехов, о которых я, однако, если бы не стыдился их, также поведал бы Вам, ибо я уверен, что Ваше Величество не открыло бы их миру».

Все это предполагало громадный объем канцелярской работы, успешность которой обеспечивалась своеобразным методом рассмотрения дел, свойственным Албукерки. Он никогда не обрабатывал документацию, сидя за письменным столом. Подробно нашему царю Петру Великому, он, так сказать, передвигался со своим рабочим кабинетом — пешком, на корабле, в повозке или на коне, решая все вопросы прямо по ходу дела. Один из полудюжины секретарей, следовавших за домом Афонсу, во всеоружии чернил, бумаги, перьев, по пятам, бойко записывал то или иное отданное им устно на ходу распоряжение, которое губернатор затем столь же бойко подписывал, буквально на колене. Написание писем и отчетов королю требовало, разумеется, более продолжительного времени. И Албукерки выполнял эту важную работу по ночам. Что, впрочем, не мешало ему всегда подниматься с утренней зорькой. Очевидно, его деятельная, неукротимая натура обходилась без долгого сна, а вот его секретарям, надо думать, приходилось нелегко с таким начальником — «совой» и «сурком» в одном лице.

Хотя Албукерки и не носил (еще), в отличие от Алмейды, вице-королевского титула, он ничуть не уступал своему предшественнику в объеме властных полномочий, и получал одинаковое с Алмейдой жалованье в размере шестисот мильрейсов (шестисот тысяч реалов) в год. А Индия, которой Албукерки правил в качестве генерал-капитана и губернатора, была передана дому Афонсу его предшественником под расписку!

Тогда, в начале XVI века, португальскую Индию было бы правильно называть еще не колониальной державой, а скорее сферой влияния: блестящие возможности и перспективные начинания, но крохотные земельные владения…Фундаментами, на которых основывалась верховная власть Португалии над индийском побережьем, были форты в Кочине и Каннанури, под чьей зашитой осуществляли свою коммерческую деятельность торговые фактории.

Кочин превосходил Каннанури по важности, поскольку обладал более удобной гаванью и был главным пунктом вывоза перца — самого важной статьи индийского экспорта, ибо торговля перцем была монополией португальской короны.

Раджа Кочина, первый союзник Португалии в Азии, появлялся на торжественных приемах и празднествах в золотой, европейского типа, короне, полученной им от дома Мануэла Счастливого в награду за верную службу. Кроме того, раджа получал ежегодную ренту в размере шести тысяч крусаду и пользовался привилегией чеканить собственную монету (которой так и не сумел в свое время добиться от самурима, в свою бытность вассалом каликутского владыки). Гордый оказанной ему честью и безмерно благодарный дому Мануэлу, раджа всеми силами старался оправдать доверие португальцев. Он, в прошлом — царек карликового (по индийским меркам), государства, занимал теперь, под защитой своих могущественных союзников, единственное в своем роде положение на Индостанском полуострове. Никакая другая держава Индии, индуистская или мусульманская, не дерзала вмешиваться в кочинские дела.