Вольфганг Акунов - Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу

Конечно, вести о событиях в Каннанури не могли не дойти (и дошли) до вице-короля, но дом Франсишку ди Алмейда предпочел на этот раз не вмешиваться. Всем и каждому было ясно, что следующий акт фарса (или драмы) будет неминуемо разыгран, когда в Индию прибудет очередной «перечный флот» из Португалии. Но именно в 1509 году этот флот прибыл с необычно долгой задержкой.

В конце ноября 1509 года Фернанду (именно Фернанду, а не Фернан!) Коутинью, тучный, но храбрый молодой аристократ, вошел во главе своей флотилии в гавань Каннанури. Он был маршалом Португалии, пользовался, несмотря на свой возраст, большим влиянием при дворе и благосклонностью короля Мануэла, отправившего своего любимца с пятнадцатью каравеллами в Индию на выполнение особо важного задания.

Весть о прибытии Коутинью разнеслась по Каннанури еще до того, как украшенные красными «храмовническими» крестами белые паруса его эскадры показались на горизонте. Небольшой быстроходный парусник, курсировавший между Каннанури и Кочином, встретил в открытом море одну из каравелл дома Фернанду и сообщил об этой встрече Лоуренсу ди Бриту. Не теряя ни минуты, Бриту вручил ключи алькайду (или, по-нашему, начальнику тюрьмы), после чего тайно поспешил в Кочин, «ибо маршал был близким родственником Албукерки и, вне всякого сомнения, счел бы, по меньшей мере, странным обращение, которому был подвергнут его кузен (дом Афонсу — В. А.)», как писал хронист — современник описываемых нами событий.

Коутинью нашел обращение властей предержащих португальской Индии с домом Афонсу не просто странным, но в высшей степени странным, если не позорным. «Немедленно отправляемся в Кочин!» — заявил он Албукерки, которого сразу же по прибытии в каннанурскую гавань пригласил на борт своего флагманского корабля.

Совместное прибытие двух кузенов во главе эскадры в Кочин стало настоящим шоком для все еще цеплявшегося за свои давно истекшие должностные полномочия вице-короля Алмейды. Тем более, что все официальные бумаги, письма, инструкции, приказы и — самое главное! — все денежные средства, привезенные эскадрой, были адресованы и предназначены Афонсу Албукерки, в законности назначения которого на пост правителя Индии монархом Португалии больше не могло оставаться ни малейших сомнений — ни у кого. Однако Алмейда искусно скрыл испытанное им потрясение и разочарование. И, делая хорошую мину при плохой игре, только неустанно выражал свою радость по поводу долгожданного — якобы! — освобождения его всемилостивым королем от тяжкого бремени управления индийскими владениями Португалии.

Тем не менее, маршал Коутинью, годившийся по возрасту Алмейде в сыновья, потребовал у дома Франсишку отчета в его действиях по отношению к дому Афонсу. «Я изумлен положением дел в Индии, которое, несомненно, вызовет недовольство нашего государя, короля!»

«Не вижу никаких причин для изумления» — с улыбкой отвечал ему Алмейда, видимо, пытаясь обратить все в шутку. «Никто не заключал под стражу высоко чтимого всеми нами Афонсу ди Албукерки. Я просто подумал, что ему больше понравится жить в Кочине, чем в Каннанури. Почему я так подумал, мне в настоящий момент сложно сказать, у меня вообще, знаете ли, плохая память на дела и вещи, не представляющие особой важности. Кстати говоря, король дал мне полномочия действовать в сомнительных случаях по моему собственному усмотрению».

«Это — не объяснение, а увертка! Полномочия такого рода были Вам даны касательно решения местных, индийских вопросов, а не строгих, недвусмысленных приказов нашего монарха, короля. Иначе всякий губернатор имел бы повод бесконечно долго цепляться за свой пост!» — сурово отвечал ему маршал Фернанду ди Коутинью.

«Стол накрыт. Не окажете ли мне честь быть моим гостем и сотрапезником?» — пытался улестить его вице-король, которому было явно не по себе, чтобы отвлечь посланца дома Мануэла от столь неприятной темы. Но маршал отказался преломить с ним хлеб (правда, сославшись, ради приличия, на важную встречу, не позволяющую ему принять столь любезное приглашение).

На следующий день состоялась, наконец, церемония передачи власти Алмейдой Албукерки. Все участники церемонии были предельно вежливы и учтивы, но ни о какой сердечности и искренности не было и речи. Сдав дела, Алмейда сразу же взошел на борт корабля и отплыл в Каннанури, а оттуда, оставив в Индии служившего под его началом Фернана Магальяйнша (Магеллана), в конце декабря, отправился домой, в Португалию. Увы — Алмейде не суждено было снова увидеть родину. 1 марта 1510 года португальцы пришвартовались для пополнения запасов воды в бухте Столовой горы (в безлюдном, диком месте, где со временем вырос город Кейптаун). На берегу на португальцев вдруг напали из засады охотники-воины местного племени кой-коин (получившие впоследствии от покоривших их голландцев прозвище «готтентоты», то есть «заики»), и великий дом Франсишку, выживший во множестве сражений с «маврами» и заставлявший трепетать властителей Востока, сложил голову в стычке с «жалкими дикарями». На месте своей гибели бывший вице-король Индии и был погребен своими подчиненными без всяких почестей. Sic transit Gloria mundi, как говорили древние римляне. Так проходит мирская слава. В память Франсишку ди Алмейды уже в наши дни был назван самолёт Airbus A340 авиакомпании «Тап Португал» — слабое, но все-таки утешение. Интересно, что и верного соратника дома Франсишку, оставленного им в Индии — Фернана Магальяйнша — перешедшего впоследствии на испанскую службу, постигла сходная судьба. Как и Алмейда, Магальяйнш пал в стычке с «жалкими дикарями», но только далеко от Южной Африки, на другом конце света, на Мактане — одном из островов архипелага, названного впоследствии Филиппинским (в честь Филиппа II Габсбурга, короля Испании), в Юго-Восточной Азии. Впрочем, довольно об этом.

Само собой разумеется, дезертировавшие из-под знамен Албукерки под Ормузом капитаны-интриганы не стали дожидаться, пока новый губернатор Индии пожелает с ними «разобраться». Что же касается клеветников, подписавших включавший шестьдесят девять пунктов донос, объявлявший Албукерки не способным управлять Индией вследствие его душевных и моральных качеств, то им пришлось пережить несколько крайне неприятных дней, опасаясь за свою жизнь. Однако Албукерки не был по натуре мстителен. Он принял клятву в верности, принесенную ему раскаявшимися фидалгу, обвинявшими во всем якобы совратившего их с пути истинного да Нову (уже представшего к описываемому времени пред справедливым Предвечным Судией), и успокоил их обещанием забыть все их прошлые прегрешения и все нанесенные ему ими обиды.