Вольфганг Акунов - Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу

«Прикажете снова скрепить его печатью?» — с готовностью спросил секретарь ди Синтра. «Я сделаю это предельно аккуратно, никто и не заметит, что печать уже была однажды сломана!»

На это Албукерки хладнокровно возразил: «Судя по Вашим словам, уважаемый, Вам уже не раз приходилось прибегать к подобному трюку. Но нет, документ о моем назначении на должность правителя Индии был предъявлен точно в срок, и повторно скреплен печатью не будет!». Обращаясь к Алмейде, он добавил: «Дайте мне Вашу армаду. Я отомщу за Вашего сына».

Однако при одной мысли о возложении своего священного родительского долга на кого-то другого, в Алмейде возмутились его оскорбленные отцовские чувства: «Прошу Вас представить себя на моем месте! Разве Вы не испытали бы того же, что сейчас испытываю я?.. К тому же Вы провели в море два года и два месяца, теперь Вам просто необходимо хорошенько отдохнуть на суше — скажем, в Каннанури или же в Кочине!»

Хотя Афонсу Албукерки не имел привычки отдыхать, он решил не портить еще больше отношения с Алмейдой, и без того достаточно натянутые, согласился отдохнуть в Кочине и взошел на борт своего «Сирни» — единственного корабля, оставшегося в распоряжении «помешанного». Ибо остальные корабли эскадры Албукерки уже были включены в армаду Алмейды, отправившуюся в Камбейский залив вершить святую месть за дома Лоуренсу. Хотя в корпусе «Рей Гранди» зияло несколько серьезных пробоин, Тавора, снова назначенный благоволившим ему Алмейдой капитаном сильно пострадавшего корабля, и слышать не желал никаких возражений против его участия в Камбейской экспедиции: «Я поплыву со всеми, даже если корабль подо мной развалится!».

Эта печальная судьба чуть не постигла «Сирни», хотя путь от Каннанури до Кочина был совсем недальним. «Шести помп больше не хватало для откачки проникавшей во все щели воды, и в трюме уже вовсю плескались рыбы», сообщает хронист Каштанеда. Тем не менее, дом Афонсу все же — прямо-таки чудом! — смог добраться до Кочина. И тогда началось самое тяжелое и трудное испытание в жизни Афонсу Албукерки.

Франсишку ди Алмейда был, вне всякого сомнения, человеком, выдающимся во многих отношениях. Он одержал немало блестящих побед, распространив славу, авторитет и влияние Португалии на все побережье Индостана. Как администратор, Алмейда был неподкупен, как флотоводец и военачальник, пользовался популярностью и уважением своих матросов и солдат. Единственным штрихом, несколько нарушающим гармоничность и целостность его светлого образа, было откровенно предвзятое, несправедливое отношение Алмейды к своему преемнику на посту правителя Индии. Некоторые современники, да и позднейшие историки объясняли его элементарной завистью Алмейды к явно превосходившему его по всем параметрам, прямо скажем — (квази)гениальному Албукерки. Возможно, так оно и было, хотя мелочностью характера Алмейда не отличался. Другие авторы — к примеру, современники обоих правителей Индии, хронисты Каштанеда и Корреа, объясняют отношение Алмейды к Албукерки интригами окружения первого. Да и сам Албукерки, старавшийся быть объективным (ради пользы дела!) даже в вопросах, затрагивавших лично его, был склонен винить во всем придворных интриганов.

Покуда дом Афонсу наслаждался непривычным ему отдыхом (или, вернее, мучился вынужденным бездействием) в Кочине, эскадра вице-короля вошла в Камбейский залив, опустошила огнем и мечом побережье и, наконец, уничтожила под Диу египетский флот, вкупе с союзными тому флотами самурима Каликута и султана Гуджарата. Сражение при Диу окончательно продемонстрировало всему миру превосходство оснащенных первоклассной артиллерией португальских каравелл над легкими индийскими кораблями и арабскими судами типа «дау». Захваченные при Диу «мавританские» флаги и знамена Алмейда переслал в Португалию, где они были выставлены в монастыре Конвенту-ди-Кришту. В отместку за гибель сына португальского флотоводца при Чауле, взятые в битве при Диу пленные «мавры» были повешены. Поклонники Франсишку ди Алмейды (склонные превозносить его заслуги, принижая в то же время достижения Афонсу Албукерки) до сих пор считают, что именно после морской битвы при Диу важнейшие торговые пути исламского Востока впервые оказались подконтрольны христианам (хотя «после» не обязательно значит «вследствие»). Как бы то ни было, в марте, через два месяца после начала Камбейской экспедиции (или, вернее — «акции возмездия»), португальские каравеллы вернулись с победой в Кочин и, как только победитель ступил на твердую землю, произошло его первое столкновение с домом Афонсу, вышедшим встречать его вместе со всеми. Алмейда, поочередно обняв каждого из ожидавших его на берегу с поздравлениями фидалгу, одного только Албукерки не удостоил ни малейшего знака внимания, как будто вообще его не заметил. «Вот он я! Взгляните же на меня!» — не выдержал, наконец, такой сдержанный в выражении своих чувств дом Афонсу, положив Алмейде руку на плечо. «Ах, это Вы!» — воскликнул тот, с деланным изумлением, и поспешно поклонился: «Простите ради Бога, я Вас попросту не заприметил, слаб глазами стал!»

Человек, перед которым смиренно склоняли головы восточные владыки, не мог равнодушно отнестись к выраженному ему при всем честном народе вице-королем пренебрежению (да что там — публичному оскорблению!). Не дожидаясь, пока Алмейда войдет в ворота крепости, Албукерки потребовал от дома Франсишку выполнить, наконец, приказ короля Мануэла и уступить власть над Индией ему, дому Афонсу, новому вице-королю.

«К чему такая спешка?» — бросил Алмейда легкомысленным тоном через плечо, входя в крепостные ворота.

В любом случае, дом Франсишку никак мог отплыть в Португалию в наступившее время года, ибо всякому кораблю, покидавшему Индию позднее, чем в январе месяце, приходилось зимовать в Мозамбике, и лишь потом брать курс на юг, с целью обогнуть Мыс Доброй Надежды. Неприбытие корабля «Сан Жуан» в назначенный срок дало Алмейде повод не возвращаться в текущем году в Португалию. Пока же дом Франсишку, волей обстоятельств (созданных, по сути дела, им самим), оставался в Индии, он продолжал претендовать на все прерогативы вице-королевской должности и власти, перехватывая, вскрывая, читая и оставляя у себя все официальные письма (в большинстве своем адресованные уже не ему, а его преемнику — Афонсу Албукерки).

Последнему не оставалось ничего другого, кроме как терпеливо дожидаться прибытия очередного «перечного флота» в будущем году. Однако сама мысль провести пять или шесть месяцев в полной бездеятельности в Кочине была невыносимой для деятельной натуры Албукерки. Чтобы найти себе хоть какое-нибудь занятие, он испросил у Алмейды дозволения провести ремонт видавших виды кораблей Индийской армады. «В этом нет надобности» — отвечал вице-король. Пришлось дому Афонсу ограничиться ремонтом своего флагмана «Сирни» (уж этого ему, как капитану корабля, никто, хоть сам вице-король, при всем желании не смог бы запретить!).