Бенгт Даниельссон - Бумеранг

Ответив на все вопросы редактора Уркко, я в свою очередь взял у нее интервью о жизни в Норсмене. Выяснилось, что местные жители нисколько не заинтересованы в том, чтобы зарабатывать на проезжающих путешественниках: в городе не было ни кемпинга, ни ресторанов, ни кафе. А сегодня по случаю праздника (пасха) закрыты к тому же все лавки и автомастерские. Зато в Кулгарди, в ста шестидесяти километрах от Норсмена, мы найдем гараж с мастерской, там есть душевая, можно взять напрокат пылесос.

Было два часа дня, а сто шестьдесят километров — пустяк после всего, что мы перенесли. И мы без особой грусти двинулись дальше. Приятно было катить по ровному, гладкому асфальту. Но радость продлилась недолго. Через десять километров асфальт кончился, сменившись песком и гравием.

— Что-то фургон ведет себя странно и сильно кренится! — крикнула Мария-Тереза.

Ей пришлось основательно напрячь голосовые связки, чтобы перекричать пулеметную дробь гравия о шасси.

— Это просто кажется, потому что дорога неровная и скорость большая, — ответил я. — А медленнее нельзя, застрять можем.

Вдруг машина остановилась — словно некое существо, обладающее сверхчеловеческой силой, потехи ради схватило фургон сзади.

— На фургоне только одно колесо осталось, — доложил Стен, первым выскочив из кабины. — Опять ось лопнула, теперь уже в другом месте.

Второе колесо лежало на дороге в нескольких стах метрах позади нас. Впрочем, нам и на этот раз повезло: мы совсем недалеко отъехали от Норсмена. Вот только найдем ли механика, который согласится работать в праздник? Чтобы сберечь время, мы со Стеном решили сами снять ось. Храбро легли на песок у фургона, и тотчас нас атаковали тысячи мух и огромных клещей. Пришлось Марии-Терезе и Маруие вмешаться и отгонять их. Мы трудились в поте лица, а мимо с отчаянной скоростью проносились машины. Одна остановилась возле нас, путники спросили, чем помочь. Они были навеселе, причем до такой степени, что им нельзя было поручить даже борьбу с мухами. К тому же мы отлично управлялись сами, а потому ответили, что обойдемся своими силами. Вместо того чтобы ехать дальше, гуляки вышли из машины и принялись снабжать нас добрыми советами. Потом осведомились, не из восточных ли мы штатов, уж больно номер странный. Я вяло указал на знак, обозначающий национальную принадлежность. Они заключили, что это мои инициалы. К счастью, следующая машина заехала в кювет, и зрители кинулись выручать ее. Должно быть, они толкали не в ту сторону: колеса только зарывались все глубже в песок.

Машины продолжали идти вереницей, еще одна очутилась в кювете. И к нам без конца подходили добровольные «помощники».

— Куда это все машины идут? — спросил я.

— Пасха кончилась, — ответил один автомобилист. — Вот мы и возвращаемся в Калгурли. Слыхали небось — большие золотые прииски. Жара и сушь такая, что все, как представится случай, едут к морю покупаться, рыбу половить.

Да, не вовремя ось полетела… Что поделаешь? Оставалось только прилежно работать, невзирая на пыль, жару, клещей и гуляк. Когда ось наконец была снята, Мария-Тереза, Маруиа и Стен поехали в мастерскую в Норсмен, чтобы отдохнуть от назойливых советчиков. Я остался охранять фургон.

Немного погодя подъехал очень любезный мужчина в тройке. Он предложил мне выпить чаю. Должно быть, все остальные автомобилисты как раз в это время тоже устроили чайный перерыв, потому что на ближайшие полчаса всякое движение прекратилось. Чай был приготовлен по типично австралийскому способу, заслуживающему более подробного описания.

Мужчина достал из багажника топор, порубил им хворост, собранный тут же возле дороги, потом отыскал в машине тяжелую чугунную печурку — этакий ящик с решеткой вместо крышки. Снял решетку, положил внутрь дрова, растопил с помощью газеты. Сходил за закопченным жестяным чайником, наполнил его водой из парусинового бурдюка, подвешенного на переднем бампере. Как только вскипела вода, он снял чайник палочкой (ручка накалилась так, что нельзя было притронуться), ногой опрокинул печурку и затоптал огонь. Снова взял бурдюк и полил печурку водой. Когда она остыла, отнес ее в машину. Наконец заварил чай и налил себе и мне.

После чая он укатил восвояси, а я снова занял свой пост и успел убить сто восемьдесят три клеща, прежде чем появились еще автомобилисты — пожилая пара, владельцы поразительно маленькой машины и поразительно огромного фургона.

— Какой у вас вид! — сказала женщина. На ней был стандартный наряд: пальто, шляпа, перчатки. — Вы не из Южной Австралии? Мы туда едем.

Я понял эти слова как призыв помочь им советом и принялся подробно описывать дорогу, но, заметив, что они слушают безучастно, смолк.

— Ничего, справимся, — бодро сказал мужчина. — Спасибо!

Они уселись в свою невероятно маленькую машину с невероятно большим фургоном на прицепе и взяли курс на пустыню.

Я как раз убил девяносто третьего клеща (пришлось начать счет сначала), когда Стен и моя семья с грохотом подъехали на нашей «ведетте». Глушитель по-прежнему отсутствовал, но ось была починена, а это — главное! Часы показывали половину пятого, на установку оси ушло полчаса. Уже смеркалось (апрель здесь осенний месяц), когда мы наконец возобновили движение.

Один из гуляк предупредил меня, что первая половина дороги между Норсменом и Кулгарди «не совсем ровная». Я настроился на самое худшее, но действительность все превзошла. В темноте трудно было различать препятствия, и мы еле ползли, лишь к полуночи добрались до Кулгарди. К этому времени гараж с душевой и пылесосом, конечно, давно уже был закрыт.

Однако ничто не могло омрачить нашу радость: трансконтинентальное путешествие окончено! Последний участок до Перта в счет не шел. Каких-нибудь пятьсот километров, и всю дорогу — асфальт…

уть расовой проблемы в Австралии можно выразить одним вопросом: что будет с аборигенами, когда их обратят на путь истинный и принудят отказаться от привычного образа жизни?

В восточных штатах и в Южной Австралии они предоставлены самим себе и лишь при наиболее счастливом стечении обстоятельств могут рассчитывать на случайную работу, да и то самую неквалифицированную. Я очень скоро убедился, что в Западной Австралии их ждет та же участь. Но здесь хоть два человека восстали против таких порядков и предприняли энергичные попытки дать «цветным» производственные навыки и обеспечить им более достойную жизнь.

Наиболее решительная (а потому и наиболее одобряемая и критикуемая) попытка была сделана золотоискателем Дональдом Маклеодом, которого называли мошенником, подстрекателем, сумасшедшим, идеалистом, доброжелателем и святым. Маклеод жил и работал на северо-западном побережье, поблизости от Порт-Хедленда и Марбл-Бара. Это один из самых жарких и засушливых районов на земле, дневные температуры почти круглый год тридцать-тридцать восемь градусов, но бывает, что больше месяца держится сорок пять градусов. Мне не пришлось отправляться в этот ад, чтобы встретить Маклеода, мы случайно застали его в Перте. Поставив фургон в третьем ярусе своеобразного террасированного кемпинга и сдав машину в мастерскую для текущего ремонта, я отправился к нему.