Альберто Васкес-Фигероа - Путешествие на край света: Галапагосы

Несмотря на то, что они живут на деревьях, орхидеи вовсе не паразиты, как можно было бы подумать. Дерево служит всего лишь опорой для их длинных воздушных корней, которые необходимы, чтобы снабжать растение влагой, а цветы очень и очень нуждаются в большом количестве воды. Эта вода накапливается в их листьях, что иногда становятся почти круглыми, и чуть ли не лопаются от такого количества жидкости в них. Поговаривают, будто существуют определенные виды животных, что обитают внутри этих листьев в воде, но подобное происходит лишь с некоторыми разновидностями цветов, а их, этих разновидностей орхидей, насчитывается около пятнадцати тысяч.

Венесуэльская Гайана и Амазония представляют из себя настоящее царство орхидей, хотя эти растения также встречаются и в других местах с теплым и влажным климатом. Рассказывают, что как-то один немец нашел в этих экваториальных лесах Амазонии три новых, ранее не описанных, орхидеи, отправил их на самолете в Европу, и эти растения принесли ему целое состояние.

Когда я вернулся в отель, то поделился с Мансилья своими соображениями по поводу орхидей и рассказал, что удалось сфотографировать всего лишь с полдюжины цветов, в ответ тот задумчиво почесал голову:

— Что-то я об этом не подумал, — ответил он, — и очевидно, что моим будущим гостям захочется видеть орхидеи на расстоянии вытянутой руки.

Все принялись обсуждать эту тему и, в конце концов, нашли доступное решение: сделать в лесу несколько просек, убрать ветви и листву, открыть пространство для солнечных лучей. Таким образом, за короткое время орхидеи поселятся на деревьях вокруг, и это место превратится в сады, созданные самой природой. Нужно будет проложить хорошо видимую дорожку, чтобы посетители могли переходить от одного такого места к другому и не потерялись бы в лесу. В джунглях достаточно походить минут десять и можно полностью потерять ориентацию, и никогда не вернуться к тому месту, откуда ушли.

У Мансильи подобное уже случалось — некоторые из рабочих уходили в лес по разным причинам: поохотиться или на поиски чего-то, а потом им требовались часы, а то и дни найти обратную дорогу. Один из них предпочел заночевать в лесу, дождаться, когда встанет солнце, сориентироваться по нему, определить, где находится река, и затем добраться до отеля по берегу.

Ужин в тот день был одним из самых приятных, из тех, что я мог припомнить за последнее время. Великая Напо плавно несла свои воды прямо под большим окном, возле которого мы сидели; в лучах заходящего солнца сельва окрасилась в миллионы оттенков зеленого, а птицы, возвращаясь в гнезда, оглашали окрестности своим пением и криками. По моему представлению все складывалось просто замечательно, и ничто вокруг не указывало на то, что в этот самый момент тысячи людей, толкаясь, собрались в одном месте увидеть, как двадцать два игрока изо всех сил лупят по мячу, гоняя его по полю.

Но так оно и было. Именно в тот самый день в Мехико проходил финальный матч чемпионата мира по футболу, а по радио можно было слышать, не очень отчетливо, сквозь помехи, детали этой встречи.

Даже в том месте, бесконечно далеком от цивилизации, футбол преследовал нас, и мы делали ставки: шесть бутылок отличного французского шампанского охлаждались в этот в этот момент в холодильнике. Мансилья, Освальдо и Гонзало поставили на Италию. Мишель, Хоакин и я — на Бразилию. На самом деле, нас совершенно не волновало кто победит — это было лишь предлогом, чтобы хоть как-то оправдать то, зачем мы столько бутылок притащили с собой в самое «сердце» амазонской сельвы.

То был незабываемый вечер.

Затем начали появляться незваные ночные гости, объявляя о своем присутствии легким стуком по стеклу — миллионы лесных бабочек, привлеченные электрическим светом — единственным на многие тысячи километров вокруг. Некоторые бабочки под цвет золота, другие невероятной раскраски и с удивительными рисунками на крыльях, какие-то меньше ногтя, а были и размером с ладонь.

— Вот, видите, насколько я был прав, — сказал Мансилья. — Коллекционерам со всего мира не нужно будет ничего делать, а только сесть и ждать, пока бабочки не прилетят отведать шампанского из их бокалов. Я в них не разбираюсь, но могу гарантировать, что среди этого множества наверняка присутствует одна, что стоит много… очень много денег. Знаете, что есть коллекция бабочек стоимостью два миллиона долларов? Именно долларов! Только представьте себе, сколько зеленых бумажек порхает по этим лесам!

— Бабочки, орхидеи, ягуары — это настоящее «золотое дно», — шутливым тоном сказал Гонзало.

— Но вы просто не знаете… — возразил ему Мансилья. — Нефть, экзотические птицы, золото… Не такой я уж и полоумный, чтобы вот так, просто, поставить здесь отель… Надеюсь вы так не думаете?

— Золото?

— Да, именно золото… Напо — одна из рек, что несет с собой много золота. Спускается по горным склонам, проходит через какое-то золотоносное месторождение там, в горах, которое никто не обнаружил до сих пор… Если хотите, то утром спустимся по реке, туда, где работают старатели.

— Еще один аттракцион для туристов?

— А почему бы и нет? — согласился Мансилья. — Я серьезно подумываю приобрести несколько желобов и лотков для промывки золота и держать их наготове в отеле. В свободное время гости могут спуститься к реке и поворошить песок. Может, найдут золото, а может и алмазы, а может быть, даже и изумруды.

— Вы нас убедили… В конце концов, это место, что стоило столько денег, принесет прибыль, — сказал кто-то из нас смеясь.

Мансилья был немного прав, совсем чуть-чуть. На следующее утро мы и в самом деле повстречали старателей. То были нищие индейцы, что жили в таких условиях, хуже которых трудно было найти: в палатках из трех жердей, обтянутых одеялом, расставленных вдоль небольшого песчаного пляжа на левом берегу реки.

Они промывали песок в тяжелых деревянных лотках. После многих часов стояния, скорчившись, в воде под обжигающими лучами солнца, они, подняв свои лотки, могли продемонстрировать немного блестящего песка: золото. Да, именно золото, но в таких мизерных количествах, что каждый, из этих бедных индейцев, работая от восхода до заката, мог за день заработать не больше сотни песет.

Они заверили нас, что на другом берегу добыли бы больше, и что существуют притоки Напо, где старатель, при определенном везении, конечно, мог даже разбогатеть. Но все это находилось на территории аука, но аука никому не позволяли ступить на свои земли.

В Кито в газетах чуть ли не каждый день появлялись сообщения подобного рода: миссионеры, искатели золота и простые путешественники были заколоты копьями, и сделали это голые аука, самые дикие из дикарей, живущих в сельве.