Борис Базунов - Три фута под килем

Перед отплытием из Череповца мы зашли на пристань. В газетном киоске скупили все свежие и полусвежие газеты. Минимум на два дня обеспечили себя пищей духовной.

Но газеты не покупают впрок. Вы же знаете, какой магической силой обладает газетный лист. Попав к вам в руки, он требует, просит, настаивает отложить все дела и заглянуть в волшебную шкатулку новостей. Словом, не дожидаясь лучшего времени, тут же, под березами у пристани, мы принялись за газеты, как изголодавшиеся туристы за кашу.

В еженедельнике «За рубежом» прочли — сначала вместе, потом порознь — о… Череповце. «Еще недавно Череповец жил в девятнадцатом веке, а теперь сразу, не переводя дыхания, он шагнул в век двадцать первый. Его судьба была предопределена закладкой металлургического комбината. Городу, растущему с невероятной быстротой, громадный завод послужил как бы фундаментом. Решение правительства о сооружении металлургического комбината в этом далеком от культурных центров пункте могло бы вызвать удивление у случайного наблюдателя. Однако оно вполне логично. Ленинград, находящийся от него на расстоянии около 500 километров, и прибалтийские республики остро нуждаются в стали, угольный бассейн Воркуты и железные рудники Кольского полуострова ждали потребителя». В 1965 году Череповецкий металлургический завод выплавит несколько миллионов тонн стали.

Вот как ныне пишут зарубежные публицисты о бывших захолустных городишках царской России. С удивлением! Как о чуде, потрясающую реальность которого объяснить не в состоянии. Впрочем, теперешний Череповец и есть чудо — русское чудо. И едва ли надо пространно объяснять, почему древний город у слияния Шексны и Ягорбы стал столицей озерного края, металлургическим спутником Ленинграда. Интересно, что напишут еще о Череповце завтра, когда он превратится в порт на стыке крупнейшей в Европе реки и крупнейшего канала?

Мы расставались с городом на его водной площади. Череповецкий рейд, шумевший волной у подножия Соборной горки, и вправду походил на деловой перекресток в часы «пик». Вот капитан рейда помчался на катере к транзитной самоходке. Беспечные обладатели моторок сновали под носом буксира-плотовода. Входил в гавань сейнер, возвращавшийся с уловом. Пыхтел плавучий кран, пробираясь в сторону металлургического завода. Озерный красавец-теплоход отодвинулся от пристани. Его провожала крикливая стая чаек. Белыми флагами махали друг другу встречные танкеры. И те флаги тоже походили на чаек.

За кормой нашего катера не плескались избалованные спутницы озерных теплоходов. Нам не махали прощально с пристани. А мы уходили в серьезное плавание. Нас ждало водохранилище, которое не без основания, наверное, называют морем. Нас предупреждали: не шутите с его вольной волной. Ну что ж, мы с уважением отнесемся к размаху берегов моря, пока будем плыть из его самого северного залива в самый южный.

Из планшета достали навигационную карту Рыбинского водохранилища. Она лежала там рядом с нашей давней спутницей — картой прежней России, изданной в канун Великого Октября. Странно видеть их рядом, эти карты. Вроде бы все тут одинаково: и Череповец расположен южнее Белого озера, и Рыбинск на своем месте, и Волга в сильном изгибе протянулась. А все-таки карты разные! На прежней петляет Шексна от Череповца к Волге, а к ней витиевато течет Молога. На нынешней карте на месте Шексны и Мологи огромнейший голубой разлив. На прежней — деревень в междуречье немало: Красное, Шепииское, Черкасове, Рождествино, Ягорба, Бетонишино, Мягкая, Никольское и город Молога. На нынешней — нет их: стерты голубой краской. Пойменные озера, бесчисленные притоки, болота и леса — огромная низина, протянувшаяся километров на полтораста с северо-запада на юго-восток. Так выглядело на старой карте Молого-Шекснинское междуречье, обозначенное светло-зеленым цветом. Пространство это выглядит теперь совсем не так. И новое море подобно зеркалу отразило преобразующую силу нашего времени.

Биография Рыбинского водохранилища незаурядна. Тридцать лет назад в эти «пошехонские» места пришли изыскатели из экспедиции. Они исследовали непроходимые болота. Им удалось узнать характер тихих рек, которые по весне растекались необозримо. При разливах смыкались Шексна и Молога, подступая к деревням, что стояли на возвышенности. И не было тогда других дорог, кроме водных В весеннюю пору слетались в междуречье тучи непуганых птиц. Недаром этот край называли журавлиным.

На дне будущего моря еще паслись стада, цвели льняные поля, вили гнезда пернатые гости, а проектировщики уже знали, насколько поднимется вода, каковы границы нового водохранилища и что даст оно народному хозяйству.

Геоморфологов, ботаников, почвоведов и других изыскателей сменили в междуречье строители. Около деревушки Переборы появились буровые вышки, землеройные машины, транспортеры. Готовилось к перемене места жительства свыше шестисот колхозных сел и шесть городов. В глухих местах валили лес, чтобы очистить дно будущего моря.

Осенней ночью 1940 года было перегорожено русло Волги. За два месяца до начала Отечественной войны началось наполнение чаши будущего моря. В год победы над фашистской Германией море улеглось в приготовленное ему ложе.

Среди искусственных водоемов мира Рыбинский занимает по площади одно из ведущих мест. Азовское море уступает ему по глубине. Резервуар его наполнен 25 миллиардами кубометров влаги. Гордость американцев — водохранилище Кентукки — вчетверо меньше по размерам. Просторы моря бороздят рыбацкие флотилии. В одном из уголков его уместился Дарвинский заповедник с климатом прямо-таки приморским. Рейсовые теплоходы не так-то скоро — за половину суток — проходят Рыбинское водохранилище из конца в конец по 160-километровому фарватеру…

И вот журавлиный край, ставший краем электричества и металлургии, транспортным узлом на пути с Балтики к Волге, принял наш миниатюрный корабль.

Первая наша встреча на просторах моря с ветром. Мы поймали его первый порыв, когда на горизонте стерлись очертания Череповецкого металлургического завода. Ветер налетел из-за мыса, бросил на нас волну, обдал брызгами. Ты снова на нашем пути, речной бродяга! Мы знакомы с тобой. Нам не обещан штиль. Крепость твоего дуновения метеорологи оценили в четыре-пять баллов. Само по себе это не так уж много. К тому же небо безоблачно. А с пляжа погода показалась бы просто идеальной. Правда, на севере так говорят: солнце светит, да ветер студит. И коли ты, ветер, нынче хозяин на море, то позволь войти в твой дом. Мы не будем просить у тебя милости, как когда-то наши предки, ходившие в дальние водные походы. Лучшие лоцманы ставили свечи святому Спиридонию — покровителю странствующих, умоляя его даровать добрый ветер. Но свеча сгорает быстро. Как надежда слабого человека. Мы не ставили свечей преподобному Спиридонию. Мы зажгли огонь мечты, с которой плывем из края в край нашей Родины. Сумеешь ли ты, ветер, загасить этот огонь? Попробуй!